Мы видели, что обучение медицине началось при учреждении московского госпиталя; в мае 1719 года велено было отослать 30 учеников к доктору Блументросту для изучения медицины. Отсылка молодых людей за границу для науки продолжалась безостановочно. В генваре 1715 года Петр писал Конону Зотову: «Ехать во Францию в порты морские, а наипаче где главный флот их, и там, буде возможно, и вольно жить, и присматривать волонтиром, то быть волонтиром, буде же невозможно, то принять какую службу. Все, что по флоту надлежит, на море и в портах сыскать книги, также чего нет в книгах, но от обычая чинят, то пополнить и все перевесть на славянский язык нашим штилем, токмо храня то, чтобы дела не проронить, а за штилем их не гнаться. Суворова и Туволкова отправить в Мардик, где новый канал делают, также и на тот канал, который из океана в Медитеранское море проведен, и в прочие места, где делают каналы, доки, гавани и старые починивают и чистят, чтоб они могли присмотреться к машинам и прочему и могли тех фабрик учиться». Мы видели, что в 1716 году были отправлены в Кенигсберг молодые подьячие для того, чтоб по возвращении служить в коллегиях. За границею не всегда давали русским людям возможность учиться. Царский резидент при английском дворе Федор Веселовский писал Петру в сентябре 1718 года: «Об ученике Третьякове я у короля английского домогался, дабы оному повелено было учиться пушечному литью, и хотя его королевское величество изволил мне того часу позволение свое дать и указ к комиссарам артиллерийским послать, однако ж они тому не последовали под претекстом, что его королевское позволение несходно с правами здешнего государства». Не за одну западную границу отправлялись русские люди учиться; ведя упорную борьбу у Балтийского моря, Петр не спускал глаз с Востока и в генваре 1716 года дал указ: «На Москве из латинских школ выбрать из учеников робят добрых молодых пять человек, таких, которые бы по меньшей мере грамматику выучили, для посылки в Персиду при посланнике г. Волынском для учения языкам турецкому, арабскому и персидскому».
Типография работала. Справщик Федор Поликарпов в 1718 году бил челом: «Работаю я в книжном правлении и в управлении всего печатного двора 17 лет и приплодил казны с 50000 рублев. Еще сверх учрежденного дела, за десятилетнее гражданских книг правление (в которых я один всегда труждаюсь), также и за переводы разных книг, как и ныне новопреведенная трудная книга география свидетельствует, я не взыскан». В описываемое время мы видим особенные заботы об отечественной истории. В 1713 году в Петербурге издана была «Книга Марсова, или Воинских дел от войск царского величества российских, во взятии преславных фортификаций, и разных местах храбрых баталий, учиненных над войсками его королевского величества свейского». В следующем году напечатан гражданскими буквами уже известный нам «Синопсис, или Сокращенная история, собранная от разных авторов». В 1717 году издано было составленное подканцлером Шафировым «Рассуждение, какие законные причины его царское величество Петр I к начатию войны против короля Карла XII шведского 1700 году имел, и кто из сих обоих потентатов во время сей пребывающей войны более умеренности и склонности к примирению показывал, и кто в продолжении оной столь великим разлитием крови христианской и разорением многих земель виновен; и с которой воюющей страны та война по правилам христианских и политичных народов более ведена. Все без пристрастия, фундаментально, из древних и новых актов и трактатов, тако ж и из записок о воинских операциях описано, с надлежащею умеренностию и истиною». Цель книги видна из следующих строк, внесенных в рассуждение самим Петром: «Понеже всякая война в настоящее время не может сладости приносить, но тягость, того ради многие о сей тягости негодуют, одни для незнания, другие по прелестным словам ненавистников, зря отечество наше возвышаемо богом, третий, понеже тунеядцы, ныне не вышней степени суть (т.е. тунеядцам теперь плохо); и тою для против оных ответствую. Против вторых: понеже зависть не весть почитати полезное, а злоба ничем утолитися может. Третиим же, яко ответа недостойным, им же святый апостол и ясти воспрещает, и яко корень всем злым праздность есть, того ради, не умножая к оным рассуждения, обращаюсь к первым, иже доброй совести суть, но точию неведения ради негодуют: того ради сие им объявляю. Перво надлежит нам взять слово св. Никодима, в евангелии сущее, к негодующим на Христа жидам реченное: егда закон наш судит человеку, аще не слышит от него прежде и разумеет, что творит; тако и нам надлежит прежде ведать и рассуждать. И аще бы из сих негодователей желал со мною прение иметь, мню не вящше б двух слов вопрошал: 1) для чего сия война начата? 2) для чего так долго продолжается? Лучше бы мириться, хотя и с великою уступкою. На второе пространно ответствую. Продолжение сея войны не от нас, но от неприятеля, как явно является из посылок к шведам не точию когда они в силе были, но и в крайнем силы их разрушении под Полтавою. Отвещал бы негодующий, что неприятель для того не мирится, что много у него взято, и не хочет уступить; а когда б отдали, то б был мир, понеже и без того прежде жили и с ними ж войны бывали и, брав городы, отдавали; для чего ныне не так? Ответствую: прежние времена не суть равны нынешним, ибо шведы тогда не так о нас рассуждали и за слепых имели, как о том славный историк Пуфендорф пишет. Тако ж, последуя ему, граф Штейнбок писал к королю своему по победе у Нарвы, дабы не продолжал войны долго и тем бы не обучил россиян, отчего великую опасность являл. Из чего довольно мочно ведать, что ныне так невозможно делать, как прежде. Того ради рассуди, коя была всегдашняя злоба сих соседей еще при начатии рощения российской славы и введения добрых порядков? Каково ж ныне, когда господь бог так прославил, что оные, от которых, почитай, вся Европа опасалась, ныне от нас побеждены суть? И могу сказать, что никого так не боятся, как нас, за что господу сил да будет выну хвала; нам же, помощию его в таковую высокую степень восшедшим, не негодовать или скучать подобает, но терпеливо понести и трудолюбие искати, с его же помощию, доброго и безопасного конца сея войны. Помысли, егда отдачею на сем крае моря допустим так злобного соседа паки внутрь себя, то какого добра впредь ожидать имеем? И не посмеется ли весь свет, что, претерпя уже 19 год и получа такие славы, паче же безопасства, паки подвержем себя всегдашнему бедству и вечному стыду без всякой нужды? Но хотя б славу, честь и прибыток уничтожа, учинить мир и допустить паки так близко сего соседа, как пред тем был, то какой покой обрящем! Воистину не покой, но бедство: ибо уже довольно видеть из вышеписанных мочно, что, когда у нас и на уме ничего не было, какие промыслы и злохитрые коварства оные имели. Ныне же, исполни то все, чего оные опасались, и так глубоко досадя, паки себя обнажим: то подумай, оставят ли они нас в покое, дабы всегда могли нас бояться? Воистину, никако! Но будут искать того, чтобы так нас разорить, чтоб век впредь не в состоянии были какие знатные дела чинить, и не только чтоб им нас бояться, но всегда б так над нами быть, дабы никогда не смели ничего против их учинить. И тако бы мы сами себе враги и разорители были».
Шафиров же в описываемое время написал «Дедикацию, или Приношение царевичу Петру Петровичу о премудрых, храбрых и великодушных делах его величества государя Петра I». В этой дедикации автор говорит: «Истину реку, что не обрящется не токмо в нынешних нашей памяти веках, но ниже в гисториях прежних веков его величеству равного, в котором бы едином толико монарху надлежащих добродетелей собрано было и который бы не во многие лета в своем государстве толь многие славные дела не токмо начал, но и от большей части в действо произвел и народ свой, который в таких делах до его государствования отчасти мало, отчасти же и ничего не был искусен, не токмо обучил, но и прославил, и, тако рещи, весьма в иное состояние, обыкновение и обхождение внутрь и почтение и знатность вне государства привел, так что, хотя пред несколько десять леты о российском народе и государстве тако в других европейских государствах рассуждали и писали, как о индейских, персидских и других народах, которые с Европою, кроме некоторого купечества, никакого сношения не имеют, тако и об оных не токмо ни в каких европейских делах, до войны и миру принадлежащих, никакой рефлексии и рассуждения не имели, но и в число европейских народов мало причитали: тако ныне никакое дело ниже в отдаленных краях европейских не чинится, к которому б или о его царского величества приязни и союзе не старались или осторожности и опасности в противности от оного себе не имели, и, что удивительнее всего, что все те великие дела помянутое его величество начал и даже до сего времени произвел токмо единым своим от бога дарованным талантом, охотно, высоким разумом и неусыпными трудами и старанием безо всякой науки или к тому понуждения и от кого-либо побуждения». Описав подвиги и учреждения Петровы, Шафиров говорит: «И како может мое слабое и неискусное перо то описать и по достоинству прославить, чтобы и славному в краснословцах Цицерону, и премудрому в филозофех Аристотелю, и великому в политиках Корнелию Тациту, и славным историкам Квинту Курцию и Титу Ливию не без трудности учинить возможно было. О счастлива и благополучна еси Россия, имея такого преславного монарха, и должна еси призывати вышнего, да приумножит дней живота его преизобильно, даже и до лет Несторовых, дабы за его премудрым государствованием все сии от его величества начатые и учрежденные дела укоренилися и доброе основание получить могли, а наипаче дабы вы, о всемилостивейший, пресветлейший государь царевич, яко надежда предбудущих России благополучий, аки орличище от орла престарела и высокопаряща, обучитися могли в солнце смотрети, т.е. славным делам его от него и прикладу его обучитися и потом подражати. Имеем на всевышнего бога надежду, что подаст к тому свое благословение, ибо не туне он ваше высочество к наследствию таких великих и пространных государств определил. Ни един монарх от высочайшей фамилии вашей не был на престоле, который бы коего плода к пользе государственной не принес. Царь Михаил Федорович уже к самой погибели приведенное государство восставил. Алексей Михайлович возобновил славу Российского государства добрым учреждением воинским, ибо многие было регулярные полки по чужестранному обычаю учредил и оными купно с другими нерегулярными войски своими отмстил тогда клятвенным неприятелям российским, полякам и литве, и возвратил наследные предков своих от России отторгнутые провинции. Царь Федор Алексеевич, хотя и весьма слабой комплексии и худого здравия был, однако ж славы родителя своего и попечения о пользе государства не упустил, но, елико силы его и здравие и краткость времени допустили, во введении лучших и с чужестранными народы сходных обыкностей, во учреждении некоторых изрядных зданий и в премене древней и неудобной одежды рачение свое о государственной пользе показал». Петр знал историю лучше Шафирова и потому здесь приписал своею рукою о царе Феодоре: «Паче же зело жестокой и вредительной обычай в разрядных случаях (местничество), которой как закон почитали, пременил».