f) Из реляции Кейзерлинга от 14/3 сентября: «Имян убицов удобно заминить не мочно, ибо они пашпорт от цесарского резидента (Киннера в Варшаве) имеют, в котором имена их и секретарь означен и таким образом на почтовых дворах в знаемость пришли».
g) Из секретнейшего рескрипта к Кейзерлингу: «Пакеты синклерских писем чрез тайного советника Сума исправно нами получены. И понеже мы к пресечению происшедшего от сего мерзостного дела как в Швеции, так и в других местах слуху и шуму запотребно изобрели такие письма скрытным образом в Швецию и тамошнему двору в руки доставить, того ради мы к тому иного способу, кроме сего, не изыскали, что писмо, якобы от римско-католицкого духовного писанное, вымышлить, которым бы он показал, что один незнакомый человек под секретом исповеди ему открыл, коим образом он купно с некоторыми другими прелщен получением злой корысти офицера шведского на дороге подстерегал оного ограбить, и как он, супротивляясь, по нем выстрелил, то он другого способа не имел его и обретавшиеся при нем вещи в руки получить, как чтоб оного умертвить».
i) Из инструкции Миниха драгунскому поручику Левицкому 23 сентября 1738 года: «Понеже из Швеции послан в турецкую сторону с некоторою важною комиссиею и с писмами маеор Синклер, который едет не своим, но под именем одного называемого Гагберха, которого ради высочайших ее и. в-ства интересов всемерно потребно зело тайным образом в Полше перенять и со всеми имеющимися при нем писмами. Ежели по вопросам об нем где уведаете, то тотчас ехать в то место и искать с ним случая компанию свесть или иным каким образом ево видеть; а потом наблюдать, не можно ль ево или на пути, или в каком другом скрытном месте, где б поляков не было, постичь. Ежели такой случай найдете, то старатца его умертвить или в воду утопить, а писма прежде без остатка отобрать».
j) 29 января 1739 года дана Минихом такая же инструкция капитану Кутлеру и поручику Веселовскому относительно ехавших из Франции в Турцию молодого Рагоци и молодого Орлика, а также и Синклера, если случайно с ним встретятся.
k) Из инструкции, подписанной Остерманом, Волынским и Ушаковым, Преображенского полка подпоручику Коновницыну 16 июля 1739 года: «Вчерашнего числа в Шлиссенбурх сержантом Колобовым препровождены два человека, которых оттуда с имеющимися при них людьми надлежит немедленно отвезти в Сибирь, в отдаленное и такое место, где б они тайно и скрытно содержаны быть могли таким образом, чтоб отнюдь никто об них ничего уведать не мог. И понеже вы в Сибири знакомы и тамошние места знаете, того ради ее и. в-ство указала вам оную комиссию поручить. Вы, сыскав такое место или монастырь, тамо при оных людех до указу с конвоем вашим неотменно быть и наиприлежнейшее старание и попечение иметь, чтоб они тамо секретно были и никто про оных знать и их видеть не мог, и для того ни самих их, ни людей их из квартиры не спускать, также искусным образом вам смотреть, чтоб они никуда писем от себя посылать не могли; однако ж о том, что вы такой приказ имеете, им не объявлять, но во всем с учтивостию, без озлобления с ними поступать и токмо им твердить, чтоб они для собственной их безопасности себя, также и людей своих в тайне держали».
l) Из реляции Миниха от 1 августа 1739 года: «По получении ваших и. в-ства указов от 4 августа прошлого 1738 г. и от 16 января сего года, каким наилучшим и способнейшим образом как о Синклере, так о Раготии и Орлике комиссии исполнить и их анлевировать довольное рассуждение еще до посылки ради исполнения того нарочных я имел; токмо в поимке их предусматривалися крайние затруднения и невозможности; а что касается до его, Синклеровой, персоны, невзирая на консиквенцию других государств, то понеже, как известно, он, Синклер, веема злой Российской империи неприятель и с турками и татарами всякие интриги противу вашего и. в-ства и вашего в-ства союзников и всего христианства интересов употреблял, и потому хотя турка, или татарина, или его убить, то мнится все равно, в каковом рассуждении, что ежели сия важная комиссия анвелированием, о котором, ежели возможность допустить, посланным офицерам зело прилежно от меня рекомендовано, исполнено быть не может, то в крайнем случае так поступать велено, как в приобщенных при сем инструкций копиях показано. 29 минувшего июля из тех посланных от поручика Левицкого получен репорт от 17 числа того ж, коим образом с маером Синклером при прусских границах порученная комиссия исполнена, а отобранные депеши взяты от него, Левицкого, полномочным министром бароном Кейзерлингом. После того получено мною известие, яко из тех посланных капитан Кутлер и поручик Левицкой отправились из Варшавы прямо в С.-Петербург, а подпоручик Веселовский к армии».
m) Убийц Синклера, Кутлера и Левицкого, тайно отправили в Сибирь и содержали близ Тобольска, в селе Абалаке; Веселовского содержали в Казани. В 1743 году императрица Елисавета велела произвести Кутлера в подполковники, Левицкого — в майоры, находящихся с ними четырех сержантов — в прапорщики и оставить еще их некоторое время в Сибири. Потом в том же году их перевели в Казанский гарнизон, с тем чтоб они переменили имена, Кутлер назывался бы Туркелем, а Левицкий — Ликевичем.
17) Реляция Бракля из Берлина от 19 февраля 1740 года: «Принужден нахожусь о невероятных и отчасу умножающихся продерзостях и мотовстве молодого Румянцева (знаменитого впоследствии Задунайского, Петра Александровича) жалобы нижайше произнесть. И не безопасно, что он от драк по ночам, от чего оного ни добрым, ни злым увещанием удержать не мочно или живота, или, по последней мере, здоровья лишится, или он за часто получаемым ругательством и побоями тайно куда уедет, к чему оной и неоднократно собирался, но принятыми моими предосторожностями по сие время в том препятствован. Он отнюдь ничему обучаться не хочет, и приставленные к нему мастера и учители жалуются о его лености и забиячестве, и уже никто с ним никакого дела иметь не хощет. Я как на выкуп заложенных его галантерей и вещей, так и на потребные расходы уже слишком 600 ефимков за него выдал и ни в чем до нужды оного не допущаю; Однако ж, на сие несмотря, он многие мотовские долги чинит, и еще вчера свое белье и платье продать или заложить искал, чтоб свои беспутные мотовства с солдатами, лакеями и с другими бездельными людьми продолжить мог, а я уже более не в состоянии его в руках держать». Реляция от 23 февраля: «Молодой Румянцев 21 числа в ночи тайно из своей квартиры ушел, свое платье и вещи за окно выбрасать, уборы в своей квартире перепортить и перебить, а росейского служителя, который ему следовал и от злого его намерения удерживать хотел, на улице двум мужикам, вещи оного носившим, так ужасно разбить велел, что он по сие время на постели тронуться не может. Еще ж он в некоторых местах декларовал, что оной отцу своему вперед сказывал, ежели от него в Германию он послан будет, то ничего доброго делать не станет, и так поступать хочет, что оного вскоре паки назад взять принуждены будут. Правды из уст его ни одного слова не исходит, и он наимерзостнейшим шалостям, которые токмо вымыслить мочно, предан». Реляция 26 февраля: «Молодого Румянцева я наконец сыскал и добрым порядком возвращению в квартиру его уговорить велел. Он купил себе лошадь, намерясь чрез Польшу в Киев к отцу своему ехать. Оной вчера просил у меня в своих погрешениях прощения, однако ж притом представлял, чтоб я как наискорее отсюда в отечество ему возвратиться толь паче позволил, понеже он за своим худым поступком публично показаться более не может, к тому ж у него к гражданскому чину и обучению оному весьма склонности нет, но хочет солдатом быть, которым, по его превращенному мнению, ничего знать или учить, окроме того, что к солдатскому делу принадлежит, ненадобно».
(Москов. архив Мин. иностр. дел. Прусские дела)
18) Список с грамоты месные. Князь великий Дмитрий Костантинович Нижнего Новаграда и городецкой и курмышской. Пожаловал семи бояр своих и князей, дал им месную грамоту по их челобитью и по печалованию архимандрита нижегородского печерского отца своего духовного Ионы и по благословению владычню Серапиона нижегородского и городецкого и сарского и курмышского: кому с кем сидеть и кому под кем сидеть, велел садитись от своего места тысяцкому своему Дмитрию Алибуртовичу, князю волынскому, а под Дмитрием садиться князю Ивану Васильевичу городецкому, да против его в скамье садитца Дмитрию Ивановичу Лобанову, да в лавке же под князем Иваном князю Федору Полскому Андреевичу, да садитись боярину его Василью Петровичу Новосильцеву, да против в скамье садитись казначею боярину Тарасию Петровичу Новосилцову. А пожаловал его боярством за то, что он окупил исполону государя своего дважды великого князя Дмитрия Костянтиновича, а втретьие окупил великую княгиню Марфу. Да садитись боярину князю Петру Ивановичу березопольскому, да садитись в лавке князю Дмитрию Федоровичу курмышскому. А к месной грамоте князь великий велел боярам своим и дьяку руки прикладывать, а местную грамоту писал великого князя дьяк Петр Давыдов сын Русин.
(Государств. архив. Список с грамоты находится при деле о Волынском)