Головин настаивал, чтоб написать границу по договору, а спорные места близ моря у амурского устья оставить без определения по реку Удь до другого, более удобного времени, ибо местность у амурских устьев ему неизвестна. Китайцы настаивали, чтоб положить границу от вершины реки Горбицы прямо Камнем до моря, до места, называемого Святой Нос. Так же не хотели писать в договоре, чтоб в Албазине не было никакого строения, на том основании, что это дело незначительное. Наконец китайцы уступили в первом пункте, русские во втором; написали договор, где определили границы так: «Река, именем Горбица, которая впадает, идучи вниз, в реку Шилку с левой стороны близ реки Черной рубеж между обоими государствы постановить такожде от вершины тое реки каменными горами, которые начинаются от той вершины реки и по самым тех гор вершинам даже до моря протяженными обоих государств державу тако разделить, яко всем рекам, малым или великим, которые с полдневые стороны с сих гор впадают в реку Амур, быти под владением Хинского государства, такожде всем рекам, которые с другие стороны тех гор идут, тем быти под державою царского величества Российского государства, прочие ж реки, которые лежат в средине меж рекою Удью под Российского государства владением и меж ограниченными горами, которые содержатся близ Амура владения Хинского государства и впадают в море, и всякие земли посреди сущие меж тою вышепомянутою рекою Удью и меж горами, которые до границы подлежат, не ограничены ныне да пребывают, понеже на оные земли разграничение великие и полномочные послы, не имеющие указа царского величества, отлагают не ограничены до иного благополучного времени. Такожде река, реченная Аргунь, которая в реку Амур впадает, границу постановить тако яко всем землям, которые суть с стороны левые идучи тою рекою до самых вершин под владением Хинского хана да содержитца правая сторона, такожде все земли да содержатца в стороне царского величества Российского государства и все строение с полдневые стороны той реки Аргуни снесть на другую сторону тое ж реки. Город Албазин, которой построен был с стороны царского величества, разорить до основания и тамо пребывающие люди со всеми при них будущими воинскими и иными припасы да изведены будут в сторону царского величества».
Внутри государства важные преобразования, замышлявшиеся при царе Феодоре, были остановлены смутою, начавшеюся тотчас после его смерти. Мы видели, что в конце царствования Феодора были вызваны в Москву выборные со всего государства, два человека от каждого города, для разборов и уравнения всяких служб и податей. Тотчас по смерти Феодора этих двойниковраспустили по домам и от имени Петра разослали грамоты к воеводам: «Указали мы всех двойников отпустить по домам: а им, приехав, в тех городах и пригородах, в уездах, во всех слободах и в волостях и в селах, с земскими старостами и иных чинов с тамошними жилецкими людьми, в таможни и на кружечные дворы и к иным сборам нашей казны выбрать между собою в головы и в ларешные целовальники, из каких чинов наперед сего у тех сборов бывали и ныне сбирают, самых добрых и правдивых людей: а ты бы (воевода) в тех выборах всякое им вспоможение чинил, а ни для чего в те выборы тебе не вступаться и помешки им не чинить». К чему повел вызов двойников, с какими наказами они возвратились, не знаем. Видим в грамотах прибавку, чтоб воевода не вступался в выборы и не делал им препятствий; но мы знаем, что уже давно воеводам запрещено было вступаться в выборы; повторение запрета показывает, что воеводы не обращали на него надлежащего внимания. Жители Вятской области выпросили у царя Алексея право во всех своих городах иметь подьячих по мирским выборам; но в июне 1682 года прислали челобитную: «Вопреки царскому повелению сидят у нас подьячие без мирских выборов, по подписным челобитным и по накупам чинят нам налоги и утеснение, от письма берут лишние взятки, и от тех их налогов и лишних взяток разорились мы вконец напрасно и вятские уезды пустеют». Государи, разумеется, велели быть подьячим по мирским выборам. Дело о крестьянах, дворовых людях и закладчиках, которые поселились в городах для промыслов, тянулось. Мы видели, что по Уложенью все они были закреплены за городами тянутьвместе с посадскими людьми. Но после Уложенья подобные люди, отбывая крепостной зависимости, уходят от помещиков и вотчинников в города, занмаются здесь промыслами и тянут вместе с посадскими людьми. Происходит новое столкновение интересов: помещики и вотчинники требуют беглецов назад; посадские люди бьют челом великому государю, чтоб их не отдавать, потому что без них тяжело будет тянуть, подати не будут уплачиваемы. Страшная угроза для правительства, и правительство оттягивает беглецов. Царь Алексей Михайлович указом 1655 года не велел отдавать их прежним владельцам. Правительница Софья 17 декабря 1684 года указала: тех людей, которые живут в посадах и слободах по торговым и рукодельным промыслам и по женитьбам, женившись на посадских тяглых вдовах и девках, и по посадским дворам и по градскому житью, и которые написаны в переписных книгах 1678 года, и которые в тех книгах не написаны для отъездов торговых и ремесленных промыслов, а иные пришли после переписных книг, – и тем пришлым людям жить в посадах бесповоротно и тягло всякое платить, службы служить с посадскими людьми, а помещикам и вотчинникам и всяких чинов людям их в крестьянство и холопство не отдавать, а которые крестьяне придут после указа 17 декабря 1684 года, тех искать судом.
Уезды не переставали пустеть; в Москву доносили: «Мимо Верхотурья и Верхотурского и Тобольского уездов, через слободы из русских и из поморских городов беглых крестьян с женами и детьми прошло многое число». Бежит крестьянин подальше за Камень, чтоб не сыскали, потому что бегство – единственное средство спасения от насилий сильного; вступая в крестьянство, он дал на себя запись, где выговорены все его обязанности и не выговорено никакого обеспечения против обид господина; вот эта запись: «Я, Иван Кондратьев сын Большаков, дал на себя сию ссудную запись стольнику Ив. Григор. Неронову, взял я, Иван, у него на ссуду денег 10 рублев, и на те ссудные деньги мне завесть всякий крестьянский завод, и с тем заводом жить мне за ним, государем своим, в крестьянстве, где он, государь, укажет, а буде жить не стану и всякого завода не заведу и из-за него куда сбегу, и ему взять те свои ссудные деньги на мне, а крестьянство и впредь крестьянство, и вольно ему меня продать и заложить и самому владеть». Негодяи пользовались доверчивостию крестьян, чтоб поднимать их против крепостной зависимости. В сентябре 1682 года в Белгородском уезде, в вотчине митрополита белгородского, в селе Новой Слободке с деревнями, крестьяне чинили между собой советы, и в колокола на бунт били, и в круги сходились и белгородского пристава, который посылан был за ними, били и вязали и наказную память отняли, к митрополичью двору приходили, посельского старца и домовых людей побить хотели; из Белогорода посыланы за ними начальные люди с стрельцами, и они им взять не дались. Пятеро крестьян приехали в Москву с челобитьем, чтоб им за митрополитом в крестьянстве не быть: их здесь схватили и послали в Курск для розыску. Оказалось, что белгородец Федька Озеров, приехав из Москвы, научил крестьян бить челом о свободе и просил с них 20 рублей, говорил: станет им всего небольшое, по гривне с двора, и ныне на Москве время, от крестьянства вас отставят; а у него, Федора, в Москве, в патриаршем разряде, дядя дьяк Анисим Озеров ту их челобитную донесет до великих государей и то дело сделает. Озеров и митрополичий крестьянин Трошка Чепурный, более других принимавший участие в бунте, повешены; другие бунтовщики, всего 27 человек, биты кнутом на козле и в проводку нещадно и отосланы к митрополиту в крестьянство по-прежнему.
По старой печальной пословице, когда волки дрались, с овец шерсть летела. Боярин Петр Васильевич Шереметев жил не в ладах с князем В. В. Голицыным, и управители дворцовых волостей позволяли себе все с крестьянами Шереметева: дворцового села Дунилова воевода Шишкин с головою таможенного и кружечного двора, со всеми крестьянами и солдатами, с бсрдышами, топорками, дубинами и копьями ворвался в шереметевское село Горицы на богомольную ярмарку на праздник Рождества Богородицы: что на боярском дворе боярской сборной казны было, все грабежом побрал без остатку, а крестьян били, увечили, что на ком было денег и одежи, все взяли. Горицкие крестьяне, разумеется, били челом на насильников; но по России ходила также пословица, что «на Москве дела даром не делают».
Приехал в 1683 году в Москву слуга Прилуцкого монастыря по делам в Стрелецком приказе и внес в роспись расходов: дьяку несено деньгами 10 рублев, пирог, голова сахару, семга, гребень резной, полпуда свеч маковых, два ведра рыжиков, людям его два алтына. Старому подьячему деньгами 28 рублев, пирог, ведро рыжиков, людям его четыре деньги. Молодому подьячему деньгами три рубля; да ему ж с дьячьим племянником в погребе выпоено церковного вина на семь алтын. В приказе Большие Казны старому подьячему от справы, от памяти, что отпустил в Стрелецкий приказ, несено пирог да семга. Молодому от письма от памяти десять денег.