Все эти назначения говорят о том, что Б. Ф. Годунов стремился угодить всем: и знатным Рюриковичам, и кровным родственникам царя Федора Романовым, и своим родичам.
Всеобщее веселье омрачила лишь болезнь и смерть дворецкого Г. В. Годунова. Вместо него был назначен С. В. Годунов. В итоге ключевые позиции в правительстве остались в руках Годуновых, но они уже были не так молоды и энергичны, как при царе Федоре Ивановиче. Самому Борису было уже 47 лет (он родился в октябре 1552 г.), и в то время это считалось более чем зрелым возрастом.
После окончательного утверждения Б. Ф. Годунова на престоле была составлена новая Утвержденная грамота, которую подписали все члены царского двора. В ней заслуги нового государя были расписаны со всеми подробностями: победил крымского хана, разгромил шведского короля, установил мир и дружбу с турецким султаном и крымским ханом, устроил «все великие государства Российскаго царствия тихи и немятежны… Бедные вдовы и сироты в милостивом покровении и в крепком заступлении, всем повинным пощада и неоскудные реки милосердия». Один экземпляр этой грамоты положили на хранение в государственную казну, второй — в гробницу митрополита Петра в Успенском соборе. Царь Борис надеялся, что этот документ остановит подданных от измены в будущем. Но он просчитался. По приказу самозванца Лжедмитрия I оба экземпляра грамоты уничтожили. До нас дошло лишь несколько ветхих копий.
Таким образом, все документальные источники говорят о том, что Б. Ф. Годунов получил царскую корону совершенно законным путем. Сначала он был избран государем на представительном Земском соборе. Потом духовенство и подданные с помощью наиболее почитаемых икон совершили обряд умоления его на царство. Затем царица Ирина Федоровна, обладавшая по завещанию мужа легитимной властью, благословила его на престол, и, наконец, в монастырском и Успенском соборах патриарх Иов благословил его с использованием одной из царских регалий — животворящего креста.
Однако позднее современники оценили воцарение Бориса по-разному. Неизвестный автор «Истории в память сущим», использованной Авраамием Палицыным в качестве предисловия к своему «Сказанию о Троицкой осаде», писал об этом следующее:
«Благочестивому и храброму во царех великому князю Ивану Васильевичу… восприиимник бысть сын юнейший Федор Иванович. И той убо не радя о земном царьствии мимоходящем, но всегда ища непременяемого, его же и видя око зрящее от превыщниих небес, дает по того изволению немятежно земли Росийстей пребывание. В славе же его вознесся брат царицы его Ирины, якоже Иосиф во Египте… Но аще и разумен бе в царских правлениих, но писания Божественнаго не навык и того ради в братолюбствии блазен бываше». (Сказание Авраамия Палицына. М., Л., 1955. С. 250–251.)
Можно заметить, что версия «Истории» возвышения Б. Ф. Годунова при царе Федоре аналогична «Повести о честном житии царя Федора». Это подразумевает использование в ней сочинения Иова. Различие лишь в том, что анонимный автор почему-то представил Федора Ивановича «юнейшим», хотя тому было на момент воцарения 27 лет. Видимо, так он пытался объяснить, почему царь Федор не правил сам.
Далее анонимный автор описал, как произошло воцарение Годунова.
«…царю святому Феодору, пременившу земное царьство на небесное, от многих же правление держащих в России промышляется бытии царем вышеупомянутый Борис. Он же, или хотя, или не хотя, но вскоре на се не подадеся, и отрицаяся много, и достойных на се избирати повелевая; сам же отшед в великую лавру матери Слова Божия… и ту сестре си царице Ирине… служаше; от народного же множества по вся дни принужаем бываше к восприятию царствия и молим от многих слез, но никакоже преклонящеся… Вси церковницы, повелением патриаршим, со всем освященным собором приемлют убо икону матери всех Бога… приписан сыи Лукою апостолом. Той убо и инии прочии святыи иконы и мощи нешеносцы износими бываше от места… Сим же образом тленна человека увещеваху… Той образ Пречистыя Богоматере не изношаху никому же на умоление, разве к чюдотворным иконам и… святым… мощем на сретение… Достойно убо бяше самому тому приити Борису в дом Матери всех Бога и от тоя пречистаго образа милости просити… Двигнут бысть той образ нелепо, двигнута же и Росия бысть нелепо.
Венчеваему же бывшу Борису рукою святейшего отца Иева… не вемы, что ради, — испусти сицев глагол, зело высок и богомерзостен: «Се, отче… Бог свидетель сему. Никто же убо будет в моем царьствии нищ или беден». И треся верх срачицы на собе, глаголя: «И сию последнюю разделю со всеми». (Сказание Авраамия Палицына. С. 251–252.)