Тохтамыш молчал около года, и вдруг в Москве услышали страшную весть о том, что он идет на Россию и что бесчестный Олег, несмотря на благодеяния великого князя, простившего его прежнюю измену, опять отдал Отечество в жертву варварам и дружески встретил их на границах своего Рязанского княжества. Эта весть была ужасна для всех Русских, совсем не готовых к ней; но если бы все князья одинаково любили свое Отечество и объединили свои войска, можно было бы ручаться, что еще одно такое сражение, как Донское, и Россия навсегда освободилась бы от своих притеснителей. Но вместо этого спасительного согласия все князья бросили Дмитрия в жертву Тохтамышу, шедшему прямо на Москву. Даже его тесть, Нижегородский князь, не хотел ему помочь, а, напротив, послал к хану двух своих сыновей с дарами. Великий князь в унынии потерял твердость духа и, не имея надежды победить Тохтамыша с одним только своим верным помощником, братом Владимиром Андреевичем, подумал, что лучше защищаться в крепости, чем выйти навстречу неприятелю, и удалился в Кострому со всем своим семейством. Тогдашний митрополит Киприан, родом Грек, также выехал в Тверь, и народ Московский, оставленный государем и митрополитом, шумел и спорил с боярами: то приходил в отчаяние, то храбро защищался и, наконец, 16 августа 1382 года сдал столицу Тохтамышу. Жестокий хан принудил его к тому хитростью: он обещал жителям не разорять Москву и тотчас уйти из нее, если они сдадутся добровольно. Москвитяне поверили и дорого заплатили за легковерие: Татары злодействовали в Москве со своим обычным зверством, убивали всех, кого встречали; грабили все, что находили в церквах, дворцах, домах и погребах; наконец, выходя, зажгли весь город.
Такая же участь выпала и другим городам великого княжества: Владимиру, Звенигороду, Юрьеву, Можайску, Дмитрову. Не спаслась и Рязанская область, несмотря на измену ее князя: Татары и там поступили, как в неприятельской земле, и доказали Олегу, как ненадежна милость, купленная бесчестьем.
С горечью возвратился в Москву великий князь и увидел все несчастья своей столицы: на одних улицах нашли 24 000 мертвых тел, не считая сгоревших и утонувших. Дмитрий, понимая, что бесполезно для людей унывать в беде, собрал все силы своей огорченной души и принялся вместе с братом Владимиром Андреевичем восстанавливать красоту Москвы, о которой с восхищением говорили историки того времени. На следующий год для спокойствия своих подданных он уже с честью принял ханского посла, отпустил с ним в Орду своего старшего сына Василия и заплатил большую дань Тохтамышу, который хоть и был страшен в гневе, но любил миловать показывающих раскаяние и покорность, и поэтому великий князь не боялся за жизнь сына: хан принял его очень ласково.
Но Дмитрию Иоанновичу, видно, не суждено было жить спокойно: едва начал он забывать ужасное нашествие Тохтамыша, как уже новые огорчения, новые беспокойства готовились для его доброй души. Эти огорчения, эти беспокойства причиняли ему его своевольные подданные, Новгородцы. Они не только отдали без его согласия два своих города — Ладогу и Русу — и Нарвский берег одному из Литовских князей, Патрикию Наримантовичу, но в последние годы, когда великий князь был занят подготовкой к Донскому сражению и восстановлением Москвы после нашествия Тохтамыша, Новгородцы, заскучав в тиши своей области, вздумали заниматься разбоями и называли это ужасное ремесло удальством, или молодечеством. Они собирались большими толпами, выбирали себе начальника, которого называли атаманом, и отправлялись грабить деревни и города по рекам Волге, Каме, Вятке. В 1371 году они завладели таким образом Ярославлем; в 1375 году — Костромой и целую неделю злодействовали в ней: брали в неволю людей, грабили дома, лавки, бросали в реку то, чего не могли взять с собой. Оттуда они отправились дальше вниз по Волге и, не боясь никого, разорили все береговые селения до самого Хазитораканя, или нынешней Астрахани. Правда, эти разбойники были там все убиты Татарским князем Сальчеем, но у Новгородцев была не одна такая шайка. С каждым годом их число увеличивалось, и, наконец, дерзость Новгородцев дошла до того, что их правительство начало захватывать даже великокняжеские доходы, а духовенство не захотело повиноваться Московскому митрополиту.
Великий князь сначала старался и кротостью, и угрозами напомнить им об их обязанностях к государю, но когда увидел, что все это напрасно и что Новгородцы хотят непременно быть не зависимыми от великого княжества, решился усмирить их оружием. Он собрал войско со своих двадцати шести областей; кроме того, присоединились к нему даже некоторые подданные Новгорода: жители Вологды, Бежецка, Торжка, недовольные беспорядками своевольного правительства. С этими страшными силами великий князь расположился лагерем в 30 верстах от Новгорода. Тут его встретил архиепископ Новгородский, умоляя простить вину Новгорода, который готов был заплатить ему 8000 рублей за дерзости своих разбойников. Добрый Дмитрий, милостивый и для непокорных подданных, согласился на мир с условием, чтобы Новгород всегда повиновался ему как своему государю, платил каждый год черный бор, или дань, собираемую с черного народа[102], и внес бы 8000 рублей за разбойников. Кроме того, они должны были взять у Литовского князя Русу и Ладогу.
102
Черный народ — (черные люди) — в XII–XVII веках на Руси так называли то городское и сельское население, которое платило все налоги и исполняло все повинности в пользу государства. В отличие от черных так называемые белые люди освобождались от всех или части повинностей.