Наряд невесты также вовсе не походил на то платье, какое она надевает у нас теперь. Русские девицы в старину не носили на голове никакого другого убора, кроме широкой повязки.
В такой повязке верх головы оставался открытым, а волосы заплетались в косу, которая спускалась по спине. К концу косы старинной княжны, боярышни или простой Русской девушки привязывался косник*, или треугольник, из картузной бумаги, который обвивался шелковой материей, а у богатых украшался жемчугом и дорогими каменьями. Косу старались плести так широко, чтобы она закрывала всю шею от самых ушей и постепенно суживалась до косника. У невест косы были распущены, и в церкви после венчания им заплетали две косы, надевали кокошник и покрывали фатой. Платье, которое называлось ферязью*, или сарафаном, спереди до подола, а также рукава аршина в три и стоячий воротник пальца в три унизывались крупным жемчугом.
В жизни и быту Русских государей и знатных бояр особое место занимал ритуал встречи гостей, в том числе иностранных.
Даже иноземные послы обязаны были выходить из своих : экипажей на расстоянии 30–40 шагов от крыльца и дальше идти пешком. Того, кто осмеливался подъехать к крыльцу, могли заключить в тюрьму и лишить сана. Иностранцы: это воспринимали как признак излишней гордости и высокомерия, но на Руси считалось необходимым так выражать свое почтение к государю.
Вот как богато одета была невеста Василия III, Елена, молодая княжна Глинская, племянница того Михаила Глинского, который прослыл в истории изменником сперва своему природному государю, потом — Русскому. Вы помните, читатели мои, что за эту последнюю измену он был посажен в темницу, и получил полное прощение только тогда, когда великий князь стал супругом его племянницы.
Теперь имея некоторое понятие о праздниках и одежде наших предков, мы поговорим о других обычаях. Все они — и знатные бояре, и бедные дворяне — казалось, были спесивы. К боярам никто не смел въезжать на двор: надо было оставлять лошадей у ворот. Дворяне стыдились ходить пешком и мало знакомились с мещанами.
Гость, входя в комнату, прежде всего молился образам, и потом уже подходил к хозяину, целовался с ним и говорил: «Дай Бог тебе здоровья!» Тут начинались взаимные поклоны, после которых гость и хозяин садились и разговаривали. Когда гость уходил, хозяин провожал его до крыльца, а иногда и до самых ворот.
Молодые женщины почти всегда сидели дома, даже в церковь редко ходили. Главное рукоделье их было — прясть и шить; главная забава — качаться на качелях.
По отношению к чужеземцам наши предки были гораздо горделивее нас; даже послы их жаловались на ту важность, с которой их принимали в России. Когда иностранный посол объявлял о себе в первом Русском городе государеву наместнику, то ему задавали множество вопросов: «Из какой земли? От кого он едет? Знатный ли человек? Бывал ли прежде в России? Говорил ли нашим языком?» Заметьте этот последний вопрос, дети; он доказывает, что наши предки только по необходимости говорили на чужом языке и всегда предпочитали свой собственный язык другому языку.
Не подумайте, однако, что предки наши, любя все Отечественное, обходились дурно с иностранцами. Нет! Они всегда уважали добрых и умных из них, старались перенимать у них все полезные знания, и государи наши, особенно Иоанн III и Василий III, даже приглашали многих чужеземных художников и ремесленников переселяться к нам в Москву. Таким образом, у нас и тогда уже были иностранные зодчие, или архитекторы, денежники[119], слесари и даже живописцы, которые списывали портреты. Все они жили весело и богато в нашей гостеприимной Москве и обучали Русских тому, что знали сами. Однако надо признаться, что не все иностранцы приносили пользу нашему Отечеству: иные из них вредили ему и не всегда были благодарны России, в которой почти всегда обогащались.
Сигизмунд Герберштейн (1486–1566) — немецкий дипломат. Он дважды приезжал в Россию с посольством: в 1517 и в 1526 гг. Результатом его путешествий стали «Записки о московских делах», в которых подробно описаны жизнь и быт жителей Московии.