Особым слоем политически господствующего поместного дворянства была высшая бюрократия, которую отличало активное приобщение к накоплению денежных богатств, восходящее еще к XVIII в. В пореформенную эпоху сановные чиновники активно участвовали в учредительстве железнодорожных обществ, первых банков и крупных предприятий, составив на этом немалые капиталы. Впоследствии они нередко входили в правления частных компаний, иногда вновь возвращаясь на государственную службу. На рубеже XIX–XX вв. роль высшей бюрократии в выборе путей и методов модернизации России усилилась, и одновременно перед обществом обнаружились ее столкновения с правым консервативным дворянством и его либерально настроенными кругами. После революции 1905 г. в условиях открытой борьбы политических партий эта роль заметно падает. Несмотря на сближение с верхами буржуазии, сановная бюрократия с ними не соединялась, сохраняя дворянскую обособленность.
Духовенство христианских исповеданий вместе с семьями (589 тыс. человек) составляло 0,5 % всего населения империи. Привилегированный общественный статус имело православное духовенство. Как свидетельствуют различные материалы обследований и обсуждений, жизнь большинства священнослужителей, особенно в небольших сельских приходах, не отличалась особым достатком. В начале века в связи с ростом приходов на территории империи и вне ее пределов происходило пополнение данного сословия за счет выходцев из других социальных групп.
Крестьянство оставалось наиболее многочисленным сословием российского общества (97 млн человек). Его доля составляла в 1897 г. в населении 50 губерний Европейской России 84 %, а всей империи — 77 %. Правовое положение крестьян в течение долгого времени оставалось униженным, что выражалось в применении к ним телесных наказаний и рукоприкладства.
В крестьянской среде шел активный процесс имущественного расслоения и социальной дифференции. Внутри общины к концу XIX в. вполне определенно выделились группы бедняков, середняков и зажиточных крестьян, имущественная состоятельность которых различалась по ряду признаков. Количество надельной земли на 1 крестьянский двор, особенно при редких переделах, было намного больше в семьях, где преобладало мужское население. В начале XX в. в размерах наделов сказывались также региональные отличия, возникшие при проведении реформы 1861 г. В земледельческом центре с его многочисленным аграрным населением надел составлял всего 3–6 десятин, в Нечерноземной полосе поднимался до 7—10 десятин, в Поволжье и Новороссии был еще выше — соответственно по 12–15 и 15–20 десятин. Не были до конца изжиты пореформенные имущественные различия бывших крепостных крестьян по отношению к другим категориям крестьянства (государственным, монастырским и пр.). В 1905 г. средний надел бывших помещичьих крестьян в центре страны составлял всего 6,7 десятины, а бывших государственных — 12,5 десятины. У крестьян трех прибалтийских губерний в пользовании было в среднем 37 десятин, у башкир — свыше 28 десятин. Отличия в размерах наделов дополнялись разной долей арендованной и купленной земли на двор. К этому способу преодоления малоземелья прибегали представители всех групп, но особенно зажиточные крестьяне. Если разница в отдельных губерниях между бедняками и зажиточными крестьянами по надельной земле была в 2–3 раза, то по арендованной земле она исчислялась в 5—10 раз, а по купленной — в 50 раз и более. Еще более значительно имущественное расслоение деревни (в основном в южных регионах) проявлялось по другим признакам: количество тяглового (лошадей, волов), крупного мясного и молочного скота на двор, наличие машин и усовершенствованных орудий труда, хозяйственных построек для содержания скота и сохранения урожая и пр. По всем этим показателям не только бедняцкое, но и середняцкое хозяйство уступало зажиточным. Разрывы между показателями имущественной состоятельности отдельных групп внутри общины были не так велики в отличие от существенных различий между общинами.