Просвещение
На ниве народного просвещения в первый период царствования Николай I действовал положительно и решительно. Магницкий и Рунич были отставлены от должности, а когда Магницкий в Казани попробовал интриговать, его арестовали и сослали в Ревель. Но, отменив старое «плохое», царь не ввел нового «хорошего». У Николая был свой взгляд на просвещение, главное назначение которого он видел в искоренении крамолы. Просвещение, по мысли царя, нужно для воспитания верных и скромных слуг его величества. Школы должны быть сословными, чтобы низшее сословие и не мечтало перейти в другое — высшее. В этом Николай видел устойчивость существующего строя. В декабре 1828 года был создан новый устав, который обозначил рубеж между уездными училищами и гимназиями. Теперь гимназия предназначалась только для дворянских детей. Крестьянские дети, независимо от их талантов, могли учиться только в начальных школах.
В 1833 году министром народного просвещения был назначен С. С. Уваров, он управлял этим ведомством шестнадцать лет. Получить пост министра Уварову помогла бумага: после ревизии университетов он, душой почуяв, что нужно императору, представил ловко написанный отчет. В отчете были провозглашены «охранительные начала: православие, самодержавие, народность, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего отечества», и Николай немедленно «клюнул» на этот якорь. Поистине, в словосочетании «православие, самодержавие, народность» есть какое-то колдовское очарование, оно стало лозунгом государства на многие десятилетия.
Уваров был умным и образованным человеком, но «жизнь подсказывала», что в текущий момент необходимо сдерживать наплыв новых идей. Пусть все будет как есть, и это хорошо. Уваров говорил, что если ему удастся задержать этот «наплыв» на пятьдесят лет, то он умрет спокойно.
Общественное мнение. Славянофилы и западники
Но пытаться задержать веяния свободомыслия так же бессмысленно, как ставить преграду течению времени. В России возник общественный слой, который позднее Боборыкин обозвал «интеллигенцией». Рассадником культуры были университеты, литераторы и просто думающие люди.
Еще при Александре I вспыхнул ослепительный гений Пушкина, чтобы осветить и согреть своим сиянием все последующие поколения русской культуры. Консервативное и «реакционное» время Николая I дало великих русских писателей: Лермонтова, Гоголя, плеяду великолепных поэтов. Тогда же начали писать Толстой, Достоевский, Тургенев.
Тон задавал Московский университет. Новую мысль несли журналы разных направлений: «Московский вестник», «Московский телеграф», «Телескоп», потом «Москвитянин». В Петербурге выходили «Отечественные записки» и «Современник». Наиболее известными из университетских кружков были кружки Станкевича (круг интересов — в основном этика и философия) и Герцена. Члены кружка Герцена считали себя наследниками декабристов и идей французской революции, с этих точек зрения они пытались решать политические и социальные проблемы современности. За пение революционных песен на студенческой пирушке кружок был разогнан, а сам Герцен попал в ссылку (1833–1839 гг.).
Душой московской либеральной публики в тридцатых — сороковых годах был московский профессор Т. Н. Грановский и «неистовый Виссарион» — критик В. Г. Белинский, исповедовавший вначале принципы Гегеля, а впоследствии обративший свой взор к французскому социализму.
Правительство внимательно присматривалось к общественной жизни двух столиц. В 1836 году в «Телескопе» было опубликовано известное «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева. Письмо было частным, но редактор Надеждин выпросил его для публикации, за что жестоко поплатился.
По выражению Герцена, «Философическое письмо» есть «мрачный, обвинительный акт против России». Кто мы? — восклицает Чаадаев. — Не европейцы, не азиаты, судьба разобщила нас с всемирной жизнью человечества, у нас нет ни прошлого, ни будущего, ни мыслителей, ни ученых. «Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его». Чаадаев считал, что католицизм, в противоположность православию, есть верный хранитель христианства и куда больше способствует прогрессу, чем «начальстволюбивая» византийская вера.