Есть сведения, что в это тревожное время страх настолько обуял Ивана, что он думал о монашеском постриге. Он поехал в Кириллов монастырь, пал в ноги игумену и только за беседой обрел «малу зарю света Божьего». Вспоминая то время, Иван не жалеет красок для самобичевания: «скверное мое сердце с окаянной душой моей…» Что это было — покаяние или истерия?
Поездка в Кириллов кончилась тем, что Иван пожертвовал монастырю большую сумму денег, а для него освободили достойную келью, в которой он мог всегда укрыться от «мятежа и смятения людского».
Беседы с кирилловскими старцами обернулись очередным сумасбродством. В Александровской слободе Иван IV организовал некий полумонашеский, полусветский орден. Главные из опричников облеклись в одежду иноков. Между казнями, пытками, карательными экспедициями и тяжелым пьянством опричники играли в монашескую жизнь. В четыре часа утра царь с фонарем в руке сам лез на колокольню, чтобы с «пономарем» Малютой Скуратовым звонить к заутрене. Служба в церкви продолжалась до десяти часов утра. Потом все шли в трапезную. Остатки пищи раздавались нищим. Такие «игры» продолжались в слободе несколько дней, потом Иван и вся братия возвращались к делам мирским.
Во главе земщины стояли: конюший боярин Челяднин, князья Бельский, Мстиславский и Воротынский. Их решили использовать литовцы, чтобы поднять внутри государства мятеж против Грозного. Челяднин находился в Полоцке. Туда и явился литовский лазутчик с тайным предложением.
Челяднин мог бежать в Литву, подобно Курбскому, граница была рядом, но он с негодованием отверг предложение Литвы и сам выдал Ивану лазутчика. Царь не поверил, начал расследование, но поскольку виноватых не нашлось, он приказал земским боярам писать глумливые ответы на тайные литовские грамоты. Вскоре дело о «литовской измене» и вовсе перестало интересовать царя. Но Челяднин со временем поплатился за свою преданность.
Всюду царю мерещились смута и заговоры. Ни днем, ни ночью не переставал Иван искать виновных. Историки по-разному пытались объяснить поступки Ивана IV и увидеть смысл в его метаниях и кровавых погромах. Историк Никитин, например, высказал предположение (и сам в него уверовал), что Иван всю жизнь искал своего старшего брата Георгия, спрятанного Соломонией Сабуровой, законного наследника престола. Из-за этих поисков, говорит Никитин, Грозный и Новгород порушил, и бояр казнил.
Может быть, покопавшись в архивах, можно найти следы каких-то сведений, давших путь к подобной догадке. Но, по-моему, это миф. Всю жизнь Иван IV реально боролся с двоюродным братом своим — недалеким Владимиром Андреевичем Старицким. Царь словно шел по кругу: громил, убивал, потом убеждался, что заговора нет, но проходил срок, Грозный достигал какой-то точки в своем вращении, и все начиналось сначала.
Прежде чем вступить в последний бой с заговорщиками, Иван IV решил приготовить себе путь к отступлению. Еще в 1559 году, после взятия Нарвы, Россия завела с Англией торговые дипломатические отношения, а в 1567 году у Ивана IV произошла тайная встреча с английским посланником в Москве Дженкинсоном. Посла, обряженного в русское платье, провели к царю тайным ходом. На встрече, кроме двух, присутствовал только Афанасий Вяземский. Царь приказал посланнику передать королеве Елизавете устно, что он просит в случае необходимости предоставить в Англии убежище для себя и своей семьи, «пока беда не минует». Этот тайный разговор дошел до нас, потому что пунктуальный посол, возвратясь в отечество, предоставил своей королеве письменный отчет.
О тайном разговоре в первую очередь не должны были знать опричники. Понятно, какая бы участь ждала их, если бы Иван IV скрылся в земле английской.
Теперь Иван мог приступить к очередному расследованию заговора. Слухи об «этом заговоре» противоречивы и запутанны. И по сию пору историки спорят: было — не было. Попробуй отдели крамольную болтовню от истинного заговора. Царь поступил просто. Он сердечно побеседовал с главным «участником» заговора — Владимиром Старицким. Тот по простоте душевной пересказал царю некоторые высказывания недовольных бояр. Но страшно другое, Владимир не мог ослушаться царева приказа и попросил у конюшего Челяднина список лиц, на которых он, Владимир, может рассчитывать. Челяднин составил и передал Владимиру список из тридцати человек. Фактически это был список смертников, все происходило в строгой тайне.
Авторитет конюшего Челяднина был столь высок, что его не посмели сразу отдать под суд, только взыскали огромный денежный штраф, прочие тридцать были казнены.