Вместе с дядей Добрыней Владимир возглавил поход в Волжскую Болгарию. Их союзниками выступили кочевники торки. Русы плыли в ладьях, конные торки шли по берегу. Былинный герой Добрыня после победы обратил внимание князя на обувь пленных болгар. «Рече Добрына Володимеру: «Сглядах колодник, и суть вси в сапозех. Сим дани нам не даяти, поидем искать лапотников»»[122]. Отказавшись от намерения завоевать болгар, князь заключил с ними мир. К западу от Днепра обитало племя дулебов–волынян. Летописи ни разу не упоминают о войне русов с волынянами. Судьбу Волынской земли решила война между Русью и Польшей. В 981 г. Владимир отвоевал у Мешко I города Червень и Перемышль. Главным опорным пунктом Руси на западных границах стал город Владимир Волынский.
Еще будучи новгородским князем, Владимир подчинил норманнское Полоцкое княжество на Западной Двине, получив тем самым возможность начать наступление на литовскую Пруссию. В 983 г. он совершил поход против ятвягов и завоевал их земли.
Русы использовали силы покоренных племен для новых завоевательных походов. Со времен Олега славянские ополчения участвовали во всех крупнейших военных предприятиях киевских князей. Славянские старейшины — «князья» — сохраняли власть в пределах племенных владений, что облегчало норманнам организацию военной службы славян. При Игоре в Деревской земле сидел «князь» Мал. Во время балканских походов Святослав, пленив болгарского царя Бориса, оставил за ним трон и казну.
Киевские князья должны были позаботиться об обороне собственных границ от нападения кочевников. Владимир Святославич первым приступил к строительству системы укреплений на южных притоках Днепра. Он «нача ставити городы на Десне и по Востри, и по Трубежеви и по Суле и по Стугне. И поча нарубати муже лучшие от словен и от кривичь и от чюди и от вятич»[123]. Летописное сообщение помещено под 981 г., и оно заключает в себе сведения о строительной деятельности, не прекращавшейся на протяжении нескольких десятилетий. Первые укрепленные городки были сооружены на Десне. Иначе говоря, они располагались на подступах к Чернигову, много севернее Киева, на левом берегу Днепра. Позднее пограничная линия была отнесена на реку Трубеж. Среди построенных тут городков самым крупным был Переяславль. Наконец, власти приступили к строительству укреплений на реке Суле в 100–130 км к югу от Переяславля. На Правобережье крепости были сооружены на реке Стугне в 40–50 км от Киева. Укрепленные линии включали, помимо крепостей, валы с частоколом, протянувшиеся между городками[124]. Набор воинов — «лучших мужей» в Новгороде, Смоленске и в земле вятичей — и поселение их в новопостроенных крепостях к югу от Киева ускорили крушение старой родоплеменной организации. Среди переселенных лиц не было радимичей, северян и древлян, живших неподалеку от Киева. Киевская округа была освоена русами в первую очередь, и местная знать была включена в состав норманнского войска раньше, чем это произошло на окраинах.
Прекрасные мореходы, русы были стремительны в нападении. Но они не могли использовать флот для обороны столицы от кочевников. Степные орды двигались с востока. Русам пришлось разместить значительную часть своих сил на восточном берегу Днепра, чтобы задержать кочевников на подступах к Киеву. Три укрепленных города — Киев, Чернигов и Переяславль — составили как бы наконечник копья, обращенного в сторону «великой степи».
В XI–XII вв. жители Новгорода, Смоленска и Ростова, отправляясь в Киев, Чернигов или Переяславль, говорили «поиду на Русь». Это дает ключ к решению вопроса о происхождении термина «Русь». Название «Русь» получила та местность в Нижнем Поднепровье, которую норманны–русы освоили уже в первой половине X в. и в пределах которой к началу XI в. завершилась их полная ассимиляция местным славянским населением. Норманны бесследно исчезли, но земля, ассимилировавшая русов, стала называться «Русь». В ассимиляции норманнов участвовали поляне и радимичи, выделившиеся из состава племени лендзян, а также близлежащее племя северян.
124
Гильфердинг А. Ф. Неизданное свидетельство современника о Владимире Святом и Болеславе Храбром // Русская беседа. 1856. № 1.