Особо стояла карточная регистрация в агентурном отделе. Там карточки носили характер групповой обособленности: на красных карточках заносились эсеры, на синих – социал-демократы, на жёлтых – студенты, на белых – деятели разных общественных групп, на зелёных – анархисты.
Для практического обучения собиралась коллекция бомб, которые употреблялись революционерами. Имелась подробнейшая инструкция, как производить обыски в лаборатории и обращаться со взрывчатыми веществами. Имелась коллекция оружия, обычно употребляемого революционерами.
Из всех упомянутых выше категорий следует, наверное, остановиться на наиболее интересной: это секретные сотрудники, освещавшие положение внутри самой партии, проникавшие туда под маской революционеров с заранее намеченной целью. В большинстве случаев они представляли собой рядовых партийных работников или смалодушничавших на допросе, или недостаточно сильных волей, чтобы избежать искусных ловушек «охранки».
По диаграмме в сводке наружного наблюдения можно было увидеть картину знакомств и связей определённых лиц: кто с кем знаком, куда и как часто ходит. Но ведь необходимо узнать, что это за люди, зачем они собираются? Наружное наблюдение, даже самое тщательное, на этот вопрос не ответит. Но стоило ввести в этот крут одного своего человека, и картина становилась совершенно ясной: ваша деятельность получала освещение и изнутри, и снаружи. Если представлялась возможность ввести в этот кружок не одного, а двоих или более своих агентов, «охранка» такого случая не упускала. И второй сотрудник, попавший в эту разрабатываемую группу, не знал, что там уже есть его коллега. Оба работали параллельно, друг друга дополняя и давая «охранке» возможность проверить работу обоих.
Читателю, конечно, интересно знать, много ли было таких сотрудников и сколь крупную роль они могли играть в жизни и работе партийных организаций подполья. Бывало, верхи этих организаций, областные и иные комитеты, были ими насыщены, были сплошь и рядом в их руках.
При этом немалую роль играло право кооптации, обычно предоставлявшееся комитету в революционных организациях. Если члены комитета, конечно, за исключением секретных сотрудников, арестовывались, то оставшиеся могли широко использовать своё право кооптации, привлечь на своё место других сотрудников, а сами под предлогом небезопасности для себя уехать и занять места в других организациях.
Не обходилось и без курьёзов.
Был у московского отделения собственный Азеф, только не эсер, а социал-демократ, большевик Андрей Романов, кличка Пелагея.
Для характеристики ценности сотрудничества Пелагеи, правой руки Ленина в Москве, обратимся к выдержке из одного документа.
В сентябре 1915 года полковник Мартынов отчитывался перед начальством, узнавшим об участии секретных сотрудников охранного отделения в агитации в Иваново-Вознесенске, результатом которой был расстрел рабочих.
«Вашему превосходительству известно, насколько ценен Пелагея, как сотрудник, не раз освещавший проходившие за границей, созываемые центральным комитетом социал-демократической рабочей партии совещания партийных работников, находящийся в непосредственной близости с такими видными большевистскими деятелями, как Ленин и другие, и ещё в совсем недавнее время давший сведения, по которым была в конце минувшего года арестована под Петроградом, в дачной местности Озерки, социал-демократическая конференция с участием членов социал-демократической рабочей фракции Государственной думы».
Его превосходительству было, однако, известно и то, что делегаты рабочих Иваново-Вознесенска имели явку в Москве к некоему Романову, жившему на Грузинской улице, 22. Имел ли этот Романов непосредственное отношение к событиям в Иваново-Вознесенске или нет, утверждать не берёмся – в распоряжении охранного отделения был не он один. Но чём был виноват полковник Мартынов, что жандармские филёры проследили иваново-вознесенских рабочих до этой квартиры, где проживал переплётчик Романов, который оказался Пелагеей? Просто случай, подобный которому уже был однажды с тем же сотрудником. Однажды его вызвал в Петроград член Государственной думы Петровский для присутствия на съезде в Озерках, о чём Романов в качестве Пелагеи доложил по охранному начальству. Начальство посоветовало ему ехать и послало с ним ротмистра Кирпотенко. На самом съезде Романов не был (Департамент полиции не советовал), но о ходе работы доложил подробно. Депутаты социал-демократы были арестованы и обысканы. И вот у одного из них, Муранова, нашли телеграмму, посланную ему Романовым из Москвы. По просьбе полковника Мартынова эту телеграмму и ещё некоторые, компрометировавшие Пелагею документы, успели изъять из взятых у Муранова при обыске бумаг. Но другой социал-демократ, депутат Бадаев, не успел уничтожить бывших при нём адресов, в том числе и адреса Романова. Пришлось для очистки Романова от подозрения произвести у него обыск, – конечно, безрезультатный, почему Романов и был оставлен на свободе без последствий. Ленин наметил его для формирования «Областного бюро» и восстановления партийных организаций в центрально-промышленном районе и в Москве, благодаря чему Романов и сделал блестящую партийную карьеру. Одновременно он был, кстати, цеховым старшиной живописного цеха, и очень деятельным.