Покушение на жизнь ребенка — это одна из наиболее отвратительных форм терроризма.
* * *
В декабре 1761 г. скончалась императрица Елизавета Петровна. Процарствовала она 20 лет, за которые в общем-то в России ничего не произошло. Историк князь Щербатов, современник императрицы, писал:
«Елизавета Петровна никакого просвещения не имела, не знала, что Великобритания есть остров. Она была веселого нрава, красавица, с рыжими волосами».
За гробом покойной императрицы шел, спотыкаясь, новый царь, 33-летний Петр III. За ним — двор, вельможи, иноземные послы, вся похоронная процессия.
Явно выпивший, Петр устроил себе забаву: он внезапно останавливался, и позади него останавливалась процессия. Потом пускался бегом догонять колесницу. Камергеры, державшие шлейф епанчи, не поспевали за ним. Епанчу раздувало ветром; Петр потешался. Народ дивовался, глядя на нового царя.
Петр III, внук Петра I по его дочери Анне Петровне, в замужестве герцогини Голштинской, воспитание получил неважное. При рождении его назвали Карл-Петр-Ульрих, это уже в России он переименован в Петра Федоровича. Рос Петр сиротой — мать и отец умерли, и Елизавета забрала племянника к себе. Он, собственно, являлся наследником двух престолов — шведского и русского. Первыми его воспитателями были камердинеры отца. Елизавета приставила к Петру учителей, но толку, как оказалось, вышло мало.
Учиться Петр не желал. Любимым его развлечением был кукольный театр. Екатерина, если только не выдумала, рассказывала, что Петр будил ее и заставлял играть с ним в куклы. Увлекался Петр еще военным искусством. Оно ему представлялось в виде системы ружейных приемов и шагистики. Петр все время проводил со своими лакеями, занимаясь военными упражнениями.
Один иностранец писал, что в это время императорский двор приобрел вид и тон разгулявшейся казармы. В записках другого иностранца читаем:
«Жизнь, которую ведет император,— самая постыдная: он проводит свои вечера в том, что курит, пьет пиво и не прекращает эти занятия иначе, как только в пять или шесть часов утра и почти всегда мертвецки пьяным».
Император напивался уже до обеда, опорожнив несколько бутылок аглицкого пива, «до которого был превеликий охотник».
Супругой русского царя была принцесса София Августа Фредерика из мелкого немецкого княжества. По принятии православия ей дали имя Екатерины Алексеевны. Она потом будет известна как Екатерина П.
Императрица, конечно, превосходила своего супруга и по уму, и по воспитанию.
А император пристрастился к скрипке и собакам. Псарню устроил возле спальни Екатерины. Император играл ночью на скрипке, собаки выли, Екатерина плакала от злости.
А. Т. Болотов в своих записках рисует сцену, когда после обильных возлияний государь вышел с обедавшими в сад и там заставил всех играть, и «первейшие в государстве люди, украшенные орденами и звездами, угощали пинками друг друга... хохот, крики, биение в ладоши раздавалось вокруг. ..»
Привыкший в детстве к обрядам лютеранской церкви, Петр смеялся над рясами и бородами русских священников, советовал убрать из церквей иконы и вообще намеревался в императорском дворце учредить протестантскую церковь.
В Духов день он, например, ходил по храму и громко разговаривал, в то время как все молились. Когда стали на колени, Петр захохотал и вышел. Даже если списывать на пьянство, поведение не совсем нормального человека.
Е. Дашкова так характеризует Петра:
«Поутру быть первым капралом на вахт-параде, затем плотно пообедать, выпить хорошего бургундского вина, провести вечер со своими шутами и несколькими женщинами и исполнять приказания прусского короля — вот что составляло счастье Петра III, и все его семимесячное царствование представляло из себя подобное бессодержательное существование изо дня в день, которое не могло внушать уважение».
Некоторые историки ставят в заслугу Петру III ряд указов. Будто бы он сам их сочинил или отец его любовницы граф Роман Воронцов с братом канцлером Михаилом да секретарем Волковым — не важно, суть в том, что указы прогрессивны.
Но ведь как поглядеть. Зная влияние прусского двора на Петра III, можно допустить, что планы указов шли оттуда.
Закон о вольности дворянской: дворянство освобождалось от единственной повинности — от службы. Дворянин становился более свободным и независимым от государства. Но, с другой стороны, не получая жалованья и милостей царских, он драл втрое со своих вотчин. Крестьянство беднело, а значит, и Россия. Ну и, наконец, «кадры, которые решают все». Указом о дворянской вольности расшатали государственно-бюрократические структуры.
Вторым указом отобрали у монастырей и архиереев вотчины. Понятно, это вело к ослаблению церкви. А именно она объединяла русский народ.
Была уничтожена Тайная канцелярия. Оно, может, и хорошо. А для разброда так даже очень.
Император был немцем; более, чем русские, ему нравились голштинские земляки и прусские офицеры, ставшие его советниками. Идеалом он считал прусского короля Фридриха.
Переворот 1762 г. был практически единодушным. У Петра III не нашлось защитников.
Церковь его ненавидела. «Духовенство,— писал своему королю прусский посланник,— в отчаянии от указа, которым оно лишается своих владений и будет получать деньги на свое содержание».
Гвардия, жившая до того привольно, попала под муштру голштинцев. «Ходят люди, а особливо гвардейцы, толпами, и въявь почти ругают и бранят государя».
Неудивительно, что императором были недовольны почти все. В доме юной Дашковой организовался заговор, душой которого были братья Орловы. Собирались поджечь крыло нового дворца, когда император приедет в Петербург. В суматохе можно было убить Петра и бросить тело в огонь.
Однако случайно был арестован один из заговорщиков лейтенант Пассек. Григорий Орлов, тогда артиллерийский капитан, дал знать императрице. Она в неброской карете рано утром отправилась из Петергофа в Петербург. Ее сопровождало всего трое человек.
Направились прямиком в роты Измайловского полка, командир которого обещал солдатам за поддержку Екатерины различные награды и освобождение от намечавшегося похода. Полк принял тут же присягу императрице. Екатерина отправилась в центр города — молиться в церкви Казанской Богоматери. Вокруг храма собралась толпа.
Солдаты бросились грабить дворец герцога Голштинского, разбили там все зеркала, взломали винный погреб.
А в Зимнем уже составлялся манифест к народу.
Гофмаршал Измайлов, которому Петр поручил наблюдать за супругой, решился к полудню войти в покои императрицы, но не обнаружил ее.
Император же выехал из Ораниенбаума в Петергоф обедать. Не увидев Екатерины, он с досадой промолвил:
— Теперь я хорошо вижу, что она хочет свергнуть меня с трона. Все, чего я желаю,— это либо свернуть ей шею, либо умереть прямо на месте.
Император велел Никите Трубецкому и Алексею Шувалову:
— Вам нужно быть в городе, чтобы успокоить ваши полки и удерживать их в повиновении мне. Отправляйтесь немедленно и действуйте так, чтобы вы могли когда-нибудь ответить за свои действия перед Богом.
Генерал-фельдмаршалы отправились в Петербург и больше не появились, переметнувшись к Екатерине. Так же поступил и канцлер граф Воронцов. Он даже написал с одобрения Екатерины письмо о том, что Петербург на стороне императрицы, и Петру остается лишь подчиниться ей.
Петр надумал ехать в Кронштадт. Все-таки крепость. Можно отсидеться.
Снарядили галеру и яхту. Но в крепости уже знали о событиях, и Петра не пустили, пригрозив стрелять.
Яхта, на которой был основной двор императора, развернулась и пошла в Петергоф. Галера с Петром отправилась в Ораниенбаум. Там император начал пить, торжественно сломал свою шпагу, заявив, что он всегда чувствовал себя голштинским офицером, а не русским царем. Он согласился отречься от престола, если Екатерина позволит ему жениться на Елизавете Воронцовой и выпустит их из России. Императрица прислала ему такое ручательство.