— Трусы! Все трусы!..— пробормотал он и, избегая глаз Слезкина, незаметным проворным движением выхватил из кармана маленький, тускло-синий револьвер и, сжав зубы, почти не целясь, выстрелил в угол. Комната густо наполнилась клубами едкого дыма. На ковре, закинув высоко голову и опираясь затылком о стену, лежал смертельно раненный Слезкин».
* * *
Когда-то неподалеку от Никольских ворот Кремля стоял восьмиконечный крест, на котором у ног Спасителя виднелась скорбная фигура Богоматери. На кресте надпись: «Отче, прости им, не ведят бо, что творят».
На этом месте в феврале 1905 года был убит великий князь Сергей Александрович, дядя царя.
Являясь генерал-губернатором Москвы, великий князь снискал к себе симпатию ее жителей. Обывателям жилось спокойно, мастеровые в общем-то были своей жизнью довольны.
Но разночинная молодежь, удаленная генерал-губернатором из Москвы, простить ему этого не могла. Заграничный комитет социал-революционеров приговорил его к смерти.
Великому князю стали посылаться разные письма с угрозами, оставляемые им без всякого внимания. Правда, письма очень встревожили его супругу Елизавету Федоровну.
Дел было много. И не только московских. В 1881 г. Сергей Александрович съездил в Палестину, после чего создал в Петербурге Палестинское общество, существующее и поныне. Благодаря обществу в Палестине открылись больница, школа и странноприимный дом, оказывалась помощь русским богомольцам. За счет великого князя производились раскопки близ храма Гроба Господня в Иерусалиме и найдены Судные врата, что явилось доказательством подлинности места Голгофы. Там был воздвигнут храм св. Александра Невского. Благодаря Сергею Александровичу реставрировался храм близ Назарета, обновлялись иконостасы.
Не лишним будет вспомнить, что за участие в блокаде Плевны при войне с турками его наградили орденом св. Георгия.
Ясным зимним днем карета с великим князем отъехала от одного из подъездов кремлевского дворца и покатилась к Никольским воротам. Гуляющих по территории Кремля было мало, и кто-то обратил внимание на молодого человека, рассматривавшего пушки. Когда карета приблизилась, человек двинулся ей навстречу. Они поравнялись, и неизвестный, сбежав с тротуара, бросил что-то под ноги лошади. Раздался взрыв. От него задрожали даже стены исторического музея, из окон посыпались стекла. Многие подумали, что упала кремлевская башня или взорвался порох.
Увидели мчащуюся лошадь с обломками кареты. А на снегу, среди кусков одежды и частей экипажа, лежали кровавые останки великого князя. Его разорвало буквально на куски, уцелели только голова и грудь. Снег далеко вокруг залило кровью. Рядом бешено скакала другая лошадь, и стонал, лежа навзничь, кучер.
Убийцу схватили мгновенно. Лицо его было в крови от осколка. Он размахивал руками и кричал: «Свободу! Всем свободу!» Полиция отделила его от толпы, уже было накинувшуюся на террориста, и повела.
Останки собрали на чью-то шинель.
От Николаевского дворца с непокрытой головой бежала Елизавета Федоровна. Народ расступился,
Несколько офицеров с полицейскими подняли шинель и понесли ее во дворец.
Площадь оцепили, удаляя народ. Нужно было собрать все останки. Одна женщина, уходя, увидела далеко от взрыва что-то красное: это оказался оторванный мизинец. Завернув его в платок, она вернулась в Кремль: «Отдайте самой матушке-княгинюшке в руки».
Пять дней перед погребением супруга великого князя Елизавета Федоровна неустанно молилась, потом пришла в каляевскую камеру и принесла ему Евангелие.
— Я стану читать Евангелие, если вы прочтете записки о моей жизни. Они помогут вам понять, почему я убил вашего мужа,— сказал Каляев.
— Нет, я не буду их читать. Мне остается только молиться за вас.
Елизавета Федоровна послала царю письмо с просьбой помиловать Каляева. Тому было сказано: если он попросит, ему оставят жизнь. Но Каляев заявил: «Я хочу и должен умереть, моя смерть будет еще полезнее для моего дела, чем смерть Сергея Александровича».
Княгиня распустила свой двор и основала знаменитую и ныне Марфо-Мариинскую общину. Сестры общины ухаживают за больными, Это, пожалуй, начало благотворительности в России.
В 1918 г. великая княгиня была выслана в Алапаевск. Ее держали под стражей в местной школе вместе с другими Романовыми — тремя сыновьями великого князя Константина, известного поэта, писавшего под псевдонимом К.Р., друга Фета, Достоевского. Их в Алапаевске и убили, тела бросили в шахту.
Именем Каляева в начале Советской власти была названа одна из центральных улиц Москвы.
Давайте же проследим его путь.
Родился Иван Каляев в 1877 г. в Варшаве. Отец — из унтер-офицеров, околоточный надзиратель варшавской полиции, мать — полька из разорившейся шляхетской семьи. Так что первые слова, которые стал говорить Янек, были польские. Он и потом по-русски говорил с польским акцентом.
В семье было семеро детей. Жили в нищете.
Но все-таки Янека удалось определить в гимназию. Он увлекся Белинским, знал наизусть Пушкина, Фета, Мицкевича, пробовал переводить Горация. Стал писать романтические стихи.
Девять лет пролетели быстро. Сестры Каляева повыходили замуж, братья работали — кто на заводе, кто в конторах,
Каляев поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Жилось трудно, безденежно. Но тут старший брат получил работу токаря на петербургском заводе, и Каляев перевелся в Петербургский университет, где стал посещать юридический факультет.
Втянутый, как многие другие, в студенческие волнения, Каляев был арестован и после трехмесячного заключения выслан на два года под надзор полиции в Екатеринослав. Там ему удалось устроиться конторщиком на железной дороге.
Прежний путь в столичный университет был для Каляева закрыт, и он поступил во львовский,
Вот как вспоминает о нем тогдашний знакомый: «Невысокого роста, худой блондин с молодой, едва заметной бородкой, меланхолическими глазами, утомленным лицом и тихим, несмелым голосом, Каляев сразу возбуждал к себе симпатию и доверие. Его убеждения или, вернее, политические мнения казались мне еще не вполне зрелыми. Этим я и объяснял себе, что в разговоре со мной он никогда не причислял себя к убежденным сторонникам той или иной революционной партии. Он всегда стоял на общественной точке зрения, высказывая свои суждения смело, но едва ли связывая их в одно цельное политическое мировоззрение... Говорил он по-польски с типичным акцентом поляка, долгое время жившего в пределах России...»
Каляев решил съездить в Берлин, благо, это было недалеко, но на границе его по ошибке арестовали прусские власти. При обыске нашли несколько революционных брошюр. Каляева передали на русскую сторону, а там он три месяца просидел под следствием в Варшавской тюрьме. Потом его выслали под надзор полиции в Ярославль.
«Выйдя из тюрьмы,— пишет знакомая будущего террориста,— Каляев еще с большим жаром отдался своим эстетическим и метафизическим исканиям. Он говорил своим тихим и низким, с польским акцентом голосом:
— Люди устали от старых слов. Старыми словами не выскажешь сложной души современного человека.
Худой и стройный, несмотря на бедность своей одежды, изящный и гордый, он, горбясь немного, пристально смотрел на меня своими голубыми глазами, и их нервный блеск говорил о сложности его внутренней жизни. И когда он молчаливо, почти печально, слушал наши споры о партиях, о программе, о тактике, казалось, что этот молодой человек с бледным лицом и горящими глазами знает что-то большое и важное. Он уважал личность другого, и замыкался в самого себя, и жил в строгом уединении. И в его тихих и мятежных, утонченных мечтаниях, в его влюбленности в красоту и в его стремлении к мистическому и бесконечному было что-то чарующее и обаятельное».
Вчитаемся в эти строки. Ведь перед нами предстает не кто иной, как шизофреник. Копящаяся энергия натуры рано или поздно должна была взорваться.
Каляев знакомится с Е. Брешко-Брешковской. К этому периоду относятся сохранившиеся страницы рассуждений Каляева: