― Я выйду на площадь,— говорил Гапон,— и если царь принял нашу
просьбу, махну белым платком, если же нет, махну красным платком,
и начнется народный бунт!
На революционные деньги напечатали огромное количество листовок: поход к царю назначался на 9 января. Царь же с семьей был в Царском Селе.
Петиция начиналась словами: «Государь, воззри на наши страдания...» Кончалась требованием Учредительного собрания.
Гапон закусил удила:
― Мы скажем царю, что надо дать народу свободу. И если он согласится, то мы потребуем, чтобы он дал клятву перед народом. Если же не пропустят, то мы прорвемся силой. Если войска будут стрелять, мы станем обороняться. Часть войск перейдет на нашу сторону, и тогда мы устроим революцию... разгромим ружейные магазины, разобьем тюрьму, займем телеграф и телефон. Эсеры обещали бомбы... и наша возьмет.
Для правительства было два выхода: ликвидировать движение силой, арестовав руководителей, или убедить царя выйти к народу и успокоить его. Царь и собирался это сделать, но его родственники и особенно великий князь Владимир Александрович категорически возражали. Именно великий князь руководил войсками 9 января.
Накануне на заседании совета министров охранное отделение представило будущее шествие как мирную депутацию, с семьями, иконами, царскими портретами. Но все-таки войска решено было вызвать, они заняли ночью позиции на улицах близ дворца.
Утром 9 января, морозным днем, толпы рабочих двинулись к царскому дворцу. В гуще с высоко поднятым крестом шествовал Гапон. Рядом с ним держался Ротенберг.
К 11 часам манифестация достигла речки Таракановки. Мост был занят солдатами. Показался кавалерийский разъезд. Толпа расступилась и сомкнулась вновь. Тогда рота, охранявшая мост, направила на людей ружья. Прозвучал рожок, и грянул залп. Видимо, солдаты приняли звук рожка за сигнал к действию.
Послышались крики, стоны. Толпа шарахнулась назад, оставив на снегу убитых и раненых.
Прозвучал второй залп. Рутенберг уже при сигнале рожка повалил Гапона на снег. Опытный террорист, он был готов ко всему.
― Жив?
― Жив,— прошептал Гапон.
Они побежали свободными улицами, и в каком-то дворе Рутенберг, вынув из кармана ножницы, остриг Гапону волосы и бороду. Гапон снял рясу.
Рутенберг привел его, рыдающего, на квартиру Максима Горького. Там Гапон отсиделся некоторое время, и его переправили за границу. Уже вечером, успокоившись, он сочинил воззвание к народу, где поднимал «братьев, спаянных кровью», к восстанию. Оно было отпечатано в огромном количестве и распространялось эсерами по всей России.
Перед самим дворцом тоже собралась толпа. После неоднократных требований разойтись командир дал приказ стрелять.
Итоги «кровавого воскресенья» — 130 убитых и около 300 раненых.
За границей Гапона встречали как героя. Он предпринял попытки объединить под своим началом левые партии, но это, конечно, было смешно. Гапон составлял революционные воззвания, отправлял их в Россию. За книгу воспоминаний «История моей жизни» он получил довольно много денег. К тому же, деньгами ему помогали разные партии.
Гапон стал навещать Монте-Карло, кутить... Появились и девочки...
О. Минор рассказывал, как они с Гапоном сидели на балконе гапоновской квартиры в Женеве, и пришел Ленин. Он отозвал Гапона, они пошептались, и Гапон, вынув из бумажника пачку денег, отдал ее Ленину. Тот ушел, очень довольный.
Воспользовавшись амнистией 1905 г., Гапон приезжает в Россию. Установив контакт с департаментом полиции, он, получив 30 тысяч рублей, начинает создавать рабочие организации. Но ему не повезло: кассир сбежал с деньгами.
Полиция требовала от Гапона сведений о «Боевой организации», но их у запутавшегося «народного вождя», увы, не было. И Гапон предложил полиции подкупить Рутенберга, который, как он полагал, знал много. Гапон запросил у департамента пятьдесят тысяч: по двадцать пять — себе и Рутенбергу. Но полиция уже разочаровалась в Гапоне, и он не получил ничего.
Эсерам все явственнее становится провокаторская роль Гапона. Азеф от имени ЦК предлагает Рутенбергу ликвидировать его. Может быть, Азеф боялся, что Гапон узнает об участии Азефа в убийстве Плеве и великого князя Сергея Александровича?
Революционный суд должен был состояться в Териоках на даче.
— Если это все правда, что вы говорите,— заявили Рутенбергу рабочие,— то мы его убьем без решения партии. Он нас вел, мы за ним шли и ему верили... Но мы боимся, что темная рабочая масса обвинит нас, как действующих под давлением врагов Гапона. Он — герой в их глазах, и они только тогда не будут иметь сомнений в его предательстве, когда мы, рабочие, в этом лично убедимся.
Приехал Гапон. Они с Рутенбергом отправились в лес кататься. Вместо извозчика сидел один из рабочих.
Гапон был откровенен. От имени полиции он обещал Рутенбергу большие деньги, уверял, что в партии ни о чем не догадаются...
Так рабочие убедились в предательстве Гапона.
Оставалось провести приговор восполнение. В Озерках, пригороде Петербурга, наняли дачу. Рабочие спрятались в одной из комнат. Рутенберг встречал Гапона.
—Вот это я понимаю! — воскликнул тот.— Ты всегда такое место
найдешь, что ни одна собака не догадается!
По словам одного из сидевших в соседней комнате, дело происходило так.
Двадцать пять тысяч — хорошие деньги,— говорил Гапон.— И потом Рачковский прибавит еще. Нужно сперва выдать четырех человек из «Боевой организации».
― А если мои товарищи узнают? — спросил Рутенберг.
― Они ничего не узнают. Поверь мне, Рачковский — такой умный человек, что он сумеет все это устроить. Уж на него можно положиться.
Свидетель из соседней комнаты разбирал не весь разговор, но и этого было достаточно.
― А если я, например, выдам тебя? — сказал Рутенберг. — Если я открою всем глаза на тебя, что ты служишь в охранном отделении?
― Пустяки! — возразил Гапон.— Кто тебе в этом поверит? Где твои свидетели, что это так? А потом я всегда смогу тебя самого объявить в газетах провокатором или сумасшедшим. Ну-ка, бросим об этом. Перейдем лучше к делу.
Они собрались выйти прогуляться, и тут Гапон заметил одного из рабочих, спрятавшегося за дверью на лестнице. Гапон бросился к нему, схватил за горло и с ужасом закричал Рутенбергу:
—Мартын! Он все слышал! Его надо убить!
Потом, обращаясь к рабочему, заговорил торопливо:
—Не бойся, не бойся, голубчик... Ничего не бойся... Только скажи,
кто тебя сюда послал?
Рабочий, подыгрывая ситуации, отвечал:
― Я все расскажу, только не убивайте.
― Конечно, конечно... Не бойся... Ты только скажи, мы тебе ничего не сделаем...
И тут же Гапон кричал Рутенбергу:
—Его надо убить сейчас!
Рутенберг открыл дверь и крикнул остальных. Они ввалились в комнату и бросились на Гапона. Тот упал на колени:
—Мартын! Мартын!
― Нет тебе здесь никакого Мартына!
Гапона поволокли по коридору, он вырывался:
― Братцы!.. Братцы!..
― Мы тебе не братцы!
Его стали вязать.
― Товарищи, во имя прошлого... простите меня... во имя прошлого...
Рабочие молча опутывали его веревками.
― Товарищи! Пощадите, вспомните, ведь сколько у вас связано со мной?
― Вот потому-то ты и достоин казни,— возразил рабочий.— Ты нашу рабочую кровь продал охранке — за то и смерть тебе!
Гапону накинули на шею петлю и подтащили к вбитому над вешалкой железному крюку.
Тело обнаружила через месяц хозяйка дачи.
Так мелькнул в революционной пене и скрылся маленький тщеславный человек, возомнивший себя народным вождем.
* * *
Леворадикальные силы попытались использовать некоторый спад в экономике, проигранную войну с Японией, январскую трагедию.