Потом урок вступит в главную фазу. В классе потухнет свет, начнется фильм, и капеллан, захлебываясь, будет комментировать храбрость американских парней в джунглях.
М собиралась в своем бетонированном классе в 8 часов утра. Сержант прокричал: "Сесть!" Садясь на холодные металлические стулья, М гаркнула в ответ: "Сирень!" Так по крайней мере слышал непосвященный. На самом же деле они кричали название бригады "Синие стрелы". В М умели орать. Это поддерживало моральный дух, как считал их капитан, и не позволяло М дрыхнуть на уроках.
- Доброе утро, ребята, - сказал капеллан.
- Доброе утро, сэр! "Синие стрелы"! На часах! Могучий Майк! Аахх! крикнула М в ответ. Что означает "Синие стрелы" - уже известно. "На часах" было девизом бригады, "Майк" - начинался с М. "Могучий" - определение, которым они себя окрестили без ложной скромности. "Аахх" - было необходимо для ритма, как возвращение к основному тону в конце песни.
Водрузив обе руки на кафедру, капеллан начал говорить:
-...Мужество...
А в этот момент за много миль от Форт-Дикса происходило очень важное событие. И если бы только М знала, в каком хрупком сосуде покоились в то утро все ее надежды, мысли ее перемахнули бы с лекции, через лежащие на пути штаты в Пентагон, где в комнате без окон сидел майор Элмер Пульвер. Он сидел на вращающемся стуле и решал возложенную на него задачу.
В то зимнее утро перед майором лежали две колоды перфокарт. В первой были карты с зеленой каемкой, по одной на каждого солдата М. Во второй карты без каемок указывали те районы земли, где армия нуждалась в солдатах.
Если по-казенному подходить к делу, следовало взять любую зеленую карту и любую белую и, соединив их скрепкой, перейти к следующей паре. Но майор был хороший человек, он знал, что имеет дело с людьми самых разных характеров. Он хотел направить каждого солдата туда, где ему будет лучше всего.
Некоторые из М хотели вкусить "сладкой жизни" в Европе. Другие предпочитали солнечные Гавайи или теплые карибские воды. Несколько любителей приключений выбрали Японию. Если верить картам, ни один из двухсот пятидесяти солдат М не хотел попасть во Вьетнам.
Много вечеров прошло с тех пор, когда высокий офицер из отдела личного состава собрал М и раздал всем анкеты.
- Ол райт! - сказал он. - А теперь, кто хочет в Европу, путь напишет "Европа".
Он ничего не обещал.
- Кто хочет на Карибское море... Аляску, Гавайи, Японию, Корею, во Вьетнам...
Перебирая вторую колоду карт, майор Пульвер убедился, что в этом месяце есть вакансии только в Западную Германию и во Вьетнам. Мы забыли еще сказать, что в тот морозный день Пульвер взял с собой в Пентагон восьмилетнего сына. Чтобы удовлетворить любопытство ребенка, он показал ему карты и объяснил, что, кто хочет в Европу, отправится туда, и что во Вьетнам попадут лишь те солдаты, которые этого хотят. "А если он в Японию хочет?" - спросил мальчик. И майор ответил, что, хотя в этом месяце нет вакансий в эту милую страну гейш и цветущих вишен, он сделает для этого солдата все, что в его силах. Он пошлет его во Вьетнам, так как тот, очевидно, интересуется вообще Востоком, и к тому же сможет остановиться в Японии на пути туда или обратно. "А если он на Гавайи хочет?" И Пульвер ответил:
"То же самое".
В полдень М с волнением ждала в своей казарме прибытия капитана. Последний, ничего не подозревая, вел свою машину в противоположном направлении, к Нью-Йорку. Ха-ха! Ловко придумал старый Милитт, хитрюга сержант. Он просто заставил М надраиться до блеска, сыграв на авторитете капитана.
Он начал осмотр в два часа. В прекрасном настроении Милитт прошелся рукой по тумбочке первого солдата. Но тут-то он и уловил каким-то шестым чувством наличие той мерзости, истреблению которой он посвятил большую часть своей военной карьеры. С воплем "пыль!" он растопырил пальцы так широко, что мог бы ухватить баскетбольный мяч, и сунул их под нос несчастному владельцу тумбочки, которого звали рядовой Скотти. "Пыль! Пыль! Пыль! Все в пыли! - кричал Милитт, перебегая от тумбочки к тумбочке и каждую подвергая испытанию кончиками пальцев. - Это подсудное дело. Вы не готовы к смотру! - вопил он. - Когда я был рядовым и офицер открывал мою тумбочку, ему приходилось надевать темные очки! И он говорил мне: "Ты далеко пойдешь". - Милитт никак не мог примириться с тем, что у М отсутствовала инициатива. Его приговор - никаких увольнительных в эту субботу.
М была на маневрах. Это значило жить в палатках и метаться по четырем квадратным милям мнимого поля битвы утром, днем и вечером в касках, с карабинами наготове, постигая, как вести себя в присутствии противника. М сидела в окопах и ждала "нападения". В винтовках у М запас холостых патронов. Расстреляв обойму, солдат должен был бодро прокричать: "Бац! Бац! Бац!"
Молодой лейтенант, чья молодцеватая манера говорить сделала бы его отличным инструктором бойскаутов, трусил от одного окопа к другому, по-отечески постукивая каждого по каске. "Эй там! - подбадривал он Скотти, хозяина пыльной тумбочки. - Я обнаружил твою позицию - и знаешь почему? Твой котелок. Я еще издали услышал, как он звякает. Наполни его чем-нибудь, - наставительно говорил лейтенант. - Положи туда листьев, хвои, пару рукавиц, туалетной бумаги, газет, ваты, телеграфную ленту, перья..." А Скотти внимательно слушал, стараясь запомнить все, что перечислял резвый лейтенант.
Лейтенант еще раз хлопнул его по каске и перебежал к другому солдату, Вильямсу, который всякий раз приходил в недоумение, когда армия выставляла перед ним очередное требование. "Ты, орел, держись пониже в окопе. Ничего не высовывай. Одну голову".
"Одну голову? Они это серьезно?" - думал Вильяме. Мыслимо ли, что из всего множества частей его тела армия требовала высовывать ту единственную, которая была наиболее чувствительна к вражескому огню. Неужели здравый смысл и служба настолько несовместимы? Ладонь или локоть, если потребует долг, он еще может самоотверженно поднять над окопом. Но голову? "Если заметят - крышка", - думал он. Он предпочитал понадежнее укрыться и наблюдать, скажем через перископ, как идут события на ничейной земле.