В различных местах настоящего сочинения читатель имел уже случай узнать, что прекрасная половина человеческого рода, при этом представительницы решительно всех возрастов, вынуждена была смиренно подставлять спину под розги.
В прошлом столетии в так называемых пансионах для молодых девиц употребление розог было введено в повседневный обиход, и еще в 1830 году барышни в полном смысле слова зачастую приговаривались своим учебным начальством к довольно солидным экзекуциям.
Чтобы быть последовательными и возможно точными в смысле хронологическом, помещаем ниже "отчет", касающийся воспитания в пансионах и относящийся к концу прошлого столетия. Отчет этот заимствован нами из одного письма, написанного двенадцать лет тому назад. О красноречивости и доказательности его пусть судит сам читатель.
"Моя милая маленькая внучка! Собственно говоря, я не должна была бы называть тебя больше "маленькой", ибо, как мне кажется, в настоящее время двенадцатилетние девочки и те держатся вполне взрослыми дамами! Вслед за этим письмом ты получишь от меня все те прекрасные вещицы, которые я тебе обещала прислать тогда, когда ты поступишь и переедешь в пансион. Ах, моя душечка, в мое время пансионы были вовсе не то, что теперь!
Теперь я хочу написать тебе все то, что ты и твои сестры так хотели услышать от меня. Я хочу именно нарисовать тебе картину состояния пансионов или воспитательных домов в дни моей юности. Письмо это, знай, написано не мною лично. Нет, нет, нет, - я уже не в состоянии! Его написала по моей просьбе Марта, моя прислуга. И хотя мне уже за восемьдесят, тем не менее, благодаря Богу, память нисколько мне не изменила, я помню все чрезвычайно отчетливо. В моем распоряжении, кроме того, имеется масса писем, относящихся к пережитым мною временам, и эти письма многое, многое напоминают мне...
Да, душечка, с тех пор, как я явилась в пансион, прошло уже не более и не менее, как семьдесят два года! Запомни, милая семьдесят два года! В ту пору мне было ровно двенадцать лет. Мы знали тогда только одну школу, которая помещалась в доме регента в Бате; таким образом, чтобы попасть в этот город, нам понадобилась целая неделя (мы задержались несколько в Лондоне). По настоящим временам экипировать отправляющуюся в учебное заведение девушку решительно ничего не составляет, но тогда дело обстояло совершенно иначе. Моя матушка вытащила из-под спуда все, что было в доме, и с усердием, достойным лучшей участи, выискивала из старого хлама все, что так или иначе могло быть пущено в дело. У матери моей был такой гардероб, что вся округа не могла без зависти говорить о нем, и благодаря этому приданое мое вышло на славу: ведь я считалась благородной девочкой! Всего мне было дано шесть платьев; пожалуй, современные девицы найдут такое количество ничтожным, но тогда - о, тогда оно казалось громадным. Дали мне и белое ситцевое платье с красными крапинками, сшитое по самой последней моде, с короткой талией, которая должна была не доходить до плечей только на два дюйма (более длинных носить тогда не полагалось). Юбки все были довольно тесны и с одной стороны несколько подобраны.
Само собой разумеется, что я получила и много нижних юбок, отделанных чрезвычайно красиво и почти похожих на те, которые ты взяла теперь с собой в школу. При выходе на улицу в то время надевали длинный широкий шавль и перчатки, причем последние были настолько длинны, что закрывали всю руку. В мои времена женщины особенно изощряли свой вкус на перчатках. У меня было их несколько пар, были белые, были и цветные, все были вышиты и украшены накладными узорами из дорогих и красивых кружев. Такие перчатки стоили обыкновенно довольно дорого. Волосы имели тогда обыкновение завивать горячими щипцами в локоны; шляпы носили маленькие и надевали их на макушку головы; украшений на них было бесконечное количество. Я уверена, что теперешние барышни нашли бы их чрезвычайно некрасивыми, но, по моему здравому рассуждению, наши шляпы вовсе не были так безобразны или неудобны, не более, во всяком случае, нежели те вещи, которые под именем шляп носятся на голове в настоящее время.