ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ В ХРАМАХ
К сожалению, не сохранилось никаких указаний на то, существовало ли бичевание в первых монашеских орденах, а статуты, установленные основателями их, не упоминают о добровольном употреблении плети или розог. Предания, дошедшие до нас об этом периоде, говорят, главным образом, о тех наказаниях, которые применял "отец лжи" по отношению к святым; основанием для этого служило, по всем вероятиям, то обстоятельство, что чрезмерная святость казалась ему невыносимой.
Святой Антоний, основатель монашеской жизни, был особенно в данном случае почтен. Диавол часто навещал его, испытывал его добродетели, всеми способами старался искоренить в нем все хорошее и очень часто прибегал при этом к применению плети и розог. Такой же участи подвергались и другие святые. Хотя самобичевание и не требовалось древними монашескими статутами, тем не менее оно считалось превосходным исправительным методом, причем власть начальника ордена всегда простиралась до того, что наказание им телесного наказания считалось безапелляционным. И еще до возникновения монастырей вообще епископы первых христиан пользовались преимуществом наказывать телесно членов как своей, так и другой общины.
В подобных экзекуциях настоятели монашеских орденов пользовались неограниченными полномочиями. И если кто-либо из монахов попадался в краже или в членовредительстве, либо изобличался во лжи и, несмотря на предостережение братии, все-таки не исправлялся, то, провинившись в третий раз, должен был в присутствии всех братьев подвергнуться процедуре увещевания. Но если и это оставалось без результата, то порочный брат должен был понести самое строгое наказание розгами. В другом монашеском правиле говорится о воровстве: "Если монах уличается в воровстве - если он заслуживает еще, чтобы его называли монахом! - то должен подвергнуться телесному наказанию, как за повторный случай распутства, и даже еще с большей строгостью, ибо только развратное поведение могло побудить его совершить кражу". В числе преступлений или проступков, подлежащих наказанию поркой, значился также каждый вид непристойных действий, совершенных над мальчиками или братьями-монахами, причем в подобных случаях наказание приводилось в исполнение публично. Жесточайшие порки назначались всем тем, которые упорно отказывались раскаиваться в своих грехах, проявляя при этом чрезмерную гордость и не желая явиться к своему непосредственному начальству с полной повинной. Попытки убежать из монастыря также наказывались розгами, а за распутное поведение полагалось публичное наказание. Само собой разумеется, что общение с представительницами другого пола было строжайше запрещено монахам, и за малейшее отступление от предписанных на сей предмет правил полагался жестокий штраф. Среди правил этого рода находим следующее: "Тот монах, который остается наедине с женщиной и ведет с ней интимные разговоры, переводится на два дня на хлеб и на воду либо подвергается двумстам ударам". Такое назначение наказания, т. е. приравнение основателем монашеского ордена лишения пищи к телесному наказанию, является липшим доказательством того, какое высокое значение придавалось монашествующей братией еде и питью. Следующий рассказ служит также великолепной иллюстрацией того, какую чувствительность проявляли эти "друзья хорошего стола". "Один монах-бенедиктинец разжился где-то хорошим винцом и несколькими вкусно приготовленными блюдами; желая в то же время насладиться всем этим с возможно большим комфортом, гурман в рясе пригласил нескольких товарищей и отправился с ними в монастырский погреб, где духовная компания расположилась в большой бочке так, чтобы быть скрытой от посторонних взоров. Настоятель, заметив отсутствие нескольких монахов, пустился на поиски их и, к огромному изумлению пировавшей братии, влез головой в бочку, служившую временной столовой. Само собой разумеется, что монахи сильно испугались, но настоятель успокоил их тем, что сам забрался в бочку и разделил с ними трапезу. Спустя несколько чрезвычайно приятных часов, настоятель покинул бочку, причем некоторые монахи были в восторге от его снисходительности и общительности, в то время как другие не могли отрешиться от самых мрачных предчувствий. Насколько последние были основательны, оказалось на следующий день, когда настоятель попросил игумена (приора) занять его место, а сам предстал пред всей братией и покаялся в том преступлении, которое совершил накануне. Вместе с тем он ходатайствовал о назначении соответствующего наказания. Провинившиеся монахи должны были последовать примеру своего непосредственного начальника. В конце концов, благодаря умелому выбору экзекутора, настоятелю удалось угостить каждого из своих вчерашних собутыльников изрядной порцией солидных ударов".