Позднее полиция заинтересовалась этим делом и открыла, что клуб госпожи Хартингтон был просто собранием флагеллянтш-лесбиек.
Только тогда оскорбленный сотрудник решил привлечь госпожу Хартингтон к суду, и вся история попала на столбцы газет, откуда я и взял ее.
В таком же отчасти роде был случай в отдаленные от нас времена. Один хирург нарушил профессиональную тайну, позволив себе подшучивать над тем, что он видел у одной дамы, обратившейся к его услугам. Дама эта была королева Наварры, которая во время войн с Лигой прибыла под Амьен и хотела завладеть этой крепостью, но оппозиции удалось поднять восстание против нее и заставить ее бежать в сопровождении всего сорока дворян и приблизительно стольких же солдат. Бегство было так поспешно, что королева вынуждена была удирать на неоседланной лошади. Проехала она в таком положении громадное расстояние, подвергаясь каждую минуту опасности попасть в плен. Достигнув наконец безопасного места, она переменила сорочку, взяв ее у своей горничной, и продолжала путь до ближайшего городка Юссон в Оверне. Здесь она пришла немного в себя от перенесенных волнений, но от сильной усталости заболела лихорадкой, продержавшей ее несколько дней в постели. Кроме того, вследствие путешествия без седла она ужасно натерла себе круп, почему ей пришлось обратиться к хирургу. Доктор в несколько дней вылечил его, но не мог удержаться, чтобы не подшутить в кругу друзей над интимными прелестями королевы. Каким-то образом королева об этом узнала и пришла в сильный гнев... Она велела послать опять за этим доктором, а когда он явился, то принести скамейку и розог. Несмотря на мольбы о прощении бедного хирурга, гайдуки растянули его на скамейке и в присутствии почти всех фрейлин дали по приказанию королевы шестьсот розог, так что после наказания его пришлось на простыне снести в дворцовый лазарет.
Следующее приключение еще очень недавно наполняло столбцы ниццских газет. В суде с присяжными заседателями слушалось дело об изнасиловании заснувшей женщины в то время, как ее муж находился на работе. Чтобы сохранить местный колорит, я воспользуюсь отчасти докладом доктора.
Муж потерпевшей, Филипп Понсо, занимает место ночного сторожа на железной дороге, а его жена тридцати лет - прачка-поденщица. "Я лечил, говорит в своем рапорте доктор, - Понсо от трудности мочеиспускания, впрочем, довольно пустой; болезнь явилась вследствие простуды. В это время он жаловался, что вдруг стал почти бессильным. Я вылечил его от первой болезни и остальным не занимался. Прошло около года, как Понсо опять приходит ко мне, заметно расстроенный, и просит меня выдать ему удостоверение, что я лечил его от известной болезни и что он страдает бессилием. Я ему выдал удостоверение, но умолчал о бессилии, объяснив ему, что я не могу удостоверять факта, который только его жена может удостоверить. Видимо, это ему было очень неприятно, и он мне объяснил причину в следующих словах: "Нужно вам заметить, что моя служба сторожить ночью, и я возвращаюсь домой около пяти часов утра, без этого для вас будет непонятно все то, что я вам расскажу дальше. Я имею полное доверие к моей жене, которая работящая женщина и не думает о разных "глупостях". Подозревать ее мне чрезвычайно тяжело, но вот она теперь беременна... Но я отлично знаю, что неспособен сделать ребенка! Несмотря на полную очевидность измены, жена клянется всеми святыми, что я отец ребенка, которого она носит в животе! Я ее порол уже не один раз, порол каждый раз до крови, но она все-таки не сознается в измене и по-прежнему продолжает настаивать, что это я сделал ей ребенка. Я колочу ее ежедневно, от побоев она даже теперь заболела и хочет на меня жаловаться в суд. Вот мне придется иметь дело еще с правосудием! Может быть, она хочет меня запугать. Во всяком случае, я не хочу платить за чужие разбитые горшки, - я не при чем в ее беременности: вот почему, доктор, я и пришел просить вас удостоверить мое бессилие".
- Но зачем вы сейчас заставили меня обратить внимание на то, что вы всегда ночью не бываете дома? - спрашиваю я его.
- А это потому, что жена рассказала мне следующую историю: она уверяет, что- около трех месяцев тому назад я вернулся, как всегда, в пять часов утра, и как только я лег в постель, то приласкал ее. Так как она, по ее словам, была этим приятно удивлена, то решила не шевелиться. Я теперь хорошо припоминаю, что она раз или два подшучивала над моей пылкостью, но так как я в последнее время не люблю подобных шуток, то я серьезно рассердился на нее, и об этом не было разговора. Теперь она опять ссылается на тот случай и даже прибавляет, что в ту ночь, после того, как я ее приласкал, я встал с кровати и вышел на двор, сославшись на сильные колики.
- А!.. И вы после того вскоре вернулись опять в свою постель?
- Конечно, по ее уверению. Но это все ее выдумки, - я не помню, чтобы у меня были колики, и во всяком случае, я отлично знаю, что не ласкал своей жены.
- Ну, а вам не кажется странным этот рассказ жены? Вам не приходила на ум мысль, что кто-нибудь другой мог вас заместить...
Понсо быстро встал и, смотря на меня выпученными глазами, сказал:
- Черт возьми! Вы, может быть, правы, нужно это расследовать хорошенько!
- Поговорите об этом спокойно с вашей женой, возможно, она припомнит что-нибудь еще, что даст вам возможность напасть на след.
Филипп Понсо последовал совету доктора и вскоре раскрыл тайну и подал жалобу в суд.
Хотя его жена ничего не могла припомнить другого, кроме того, что она рассказала, но она заподозрила тотчас же некоего Малети, итальянского подданного, их соседа, который держал себя в отношении нее довольно странно и мог, по ее мнению, быть причастным к этой истории.
Полицейский комиссар, производивший дознание, установил полную возможность постороннему лицу заменить мужа. Действительно, Понсо уходил на службу около десяти часов вечера, его жена запиралась и клала ключ под дверь так, чтобы мужу легко было его достать. Итальянец как раз жил напротив их. Он мог все это заметить, а так как его соседка была очень хорошенькая, то возможно, у него могло явиться желание обладать ею, не тратя времени на правильную осаду, связанную с риском потерпеть неудачу и другими неприятностями.
Допрошенный комиссаром, молодой итальянец смутился и в конце концов сознался. Зная, что муж возвращается только в пять часов утра, он вошел в квартиру супругов Понсо около четырех часов, быстро приласкал его жену, а когда та спросила его, куда он опять уходит, он ответил тихонько, сквозь зубы: "Колики"! Затем он запер дверь и положил ключ на свое место, где его муж и нашел через несколько минут.
Но дело становится еще более курьезным: когда супруги Понсо узнали о признании Малети, то ворвались в его квартиру, привязали его на кровати и жестоко выпороли веревочной плетью, так что он две недели пролежал в больнице.
Дело Малети окончилось осуждением его к шестимесячному тюремному заключению за изнасилование госпожи Понсо. Сравнительную мягкость наказания суд объясняет тем, что Малети подвергся насилию со стороны супругов Понсо.
На суде председатель спросил госпожу Понсо, правда ли, как уверяет ее супруг, что с открытия ее беременности он ее чуть не ежедневно сек? Она ответила, что правда, хотя не ежедневно, но очень часто. На вопрос же председателя, чем именно он ее наказывал, - она не захотела ответить, заявив, что это касается только ее одной.
Один мой коллега прислал мне перевод из одного русского исторического журнала воспоминаний двух лиц о времени, проведенном одним в гимназии, а другим в духовном училище. Из них читатели увидят, что телесные наказания в школе процветали в России в очень недавнее время.
"Директором гимназии в то время был Круглов, - пишет в своих воспоминаниях о Саратовской гимназии в 1850 году Ив. Воронов (Русская Старина, 1909 г., Э 9), - а инспектором Левандовский, поляк; первый вскоре умер, а второй пробыл около двух лет, т. е. до 1852 года. О Левандовском сохранилась в моей памяти лишь страсть его к ежедневным поркам учеников за пустячные провинности и грубость его обращения, доходившая до мордобития, за что и сам он подвергся тому же, получив сдачи от одного из гимназистов 7-го класса, вынужденного на такой поступок ругательством и дракою инспектора. Результатом такого печального инцидента была ссылка гимназиста рядовым на Кавказ и устранение Левандовского от должности с увольнением на покой.