Хотя граф Брасс с бароном Мелиадусом держался с отстраненной вежливостью, гранбретанец, кажется, хотел о многом ему рассказать. Судя по его словам, даже в тех землях, где еще не правила Гранбретань, находились недовольные дворяне и крестьяне, готовые пойти на тайную сделку с агентами Темной Империи: они обещали посодействовать падению противников Гранбретани с тем, чтобы получить свою долю власти из рук короля-императора. А амбиции гранбретанцев, похоже, простирались даже на Азию. За Срединным морем существовали хорошо организованные группы, готовые поддержать Темную Империю, когда настанет время для вторжения. Граф Брасс с каждым днем всё больше восхищался тактическими приемами Империи.
– Через двадцать лет, – говорил барон Мелиадус, – вся Европа будет наша. А через тридцать – вся Аравия и сопредельные страны. Через пятьдесят же у нас будет довольно сил, чтобы бросить вызов таинственной стране, которая на наших картах обозначена как Коммуназия…
– Старинное романтическое название, – улыбнулся граф Брасс, – говорят, это страна великой магии. Уж не там ли хранится Рунный посох?
– Да, так сказано в легенде: посох стоит на самой высокой в мире горе, где постоянно метут метели и воет ветер, и его оберегают древние волосатые люди неслыханной мудрости, росту в них десять футов, а лица у них обезьяньи. – Барон Мелиадус усмехнулся. – Но если верить слухам, то где только Рунный посох ни хранится – даже в Амарехе.
Граф покивал.
– Кстати об Амарехе; эти земли Империя тоже мечтает включить в свой состав?
Амарех был огромным континентом, который, как утверждали, лежит за морем на западе, и правили там существа, почти равные по силе богам. Они вели жизнь уединенную, умиротворенную, полную размышлений. Их цивилизацию тоже, по слухам, не затронули последствия Трагического Тысячелетия, в то время как остальной мир превратился в руины разной степени сохранности. Говоря об Амарехе, граф шутил, однако барон Мелиадус покосился на него, и его блеклые глаза загорелись.
– Почему нет? Я штурмовал бы и небесные врата, если бы нашел их.
Встревоженный, граф Брасс вскоре покинул его, впервые задумавшись, точно ли его решение сохранять нейтралитет так верно, как казалось ему до сих пор.
Иссельда, пусть и была так же умна, как ее отец, не обладала ни его жизненным опытом, ни способностью верно судить о людях. Даже дурная слава барона казалась ей притягательной, вдобавок девушка не могла поверить, что все слухи о нем правдивы. Ведь когда он мягко, благожелательно разговаривал с ней, превознося ее красоту и изящество, ей казалось, что перед ней человек самого кроткого нрава, лишь вынужденный казаться мрачным и безжалостным, чтобы соответствовать своему посту и своей роли в истории.
И вот теперь, уже третий раз со дня его прибытия, она выскользнула ночью из спальни, отправившись на свидание в западную башню, заброшенную после кровавой кончины предыдущего лорда-хранителя.
Свидания проходили вполне невинно: пожатие руки, легкий поцелуй, сказанные шепотом слова любви, разговоры о женитьбе. Не вполне уверенная, хочет ли на самом деле свадьбы, – Иссельда любила отца и чувствовала, что его глубоко огорчит подобное замужество, – она при этом не могла противиться знакам внимания, какие оказывал ей гость. Она даже не была уверена, что чувства, которые она испытывает к барону, и есть любовь, но ей нравилось волнующее чувство приключения, которое эти свидания дарили.
В эту ночь она легко и стремительно пронеслась по мрачным переходам, не зная, что за ней кто-то идет. Вслед за ней двигался человек в черном плаще и с длинным кинжалом в кожаных ножнах, зажатых в правой руке.
Иссельда взбежала по ступенькам винтовой лестницы, чувствуя, как сильно бьется сердце. Нежная полуулыбка тронула алые губы, и девушка вошла в маленькую каморку на башне, где ее уже ждал барон.
Он низко поклонился, а потом заключил ее в объятия, лаская нежное тело сквозь тонкий шелк ночной рубашки. На этот раз его поцелуи были настойчивее, настолько, что казались почти грубыми, и, отвечая на них, она вдыхала глубже, в то время как пальцы ее впивались в его широкую, затянутую в кожу спину. Его рука в этот раз опустилась ей на талию, затем на бедро, и на какой-то миг она прижалась к нему всем телом, а в следующий миг попыталась отстраниться, ощутив вдруг нахлынувший непривычный испуг.
Он обнимал ее, тяжело дыша. Луч лунного света упал в узкое окно и пробежал по его лицу, осветив нахмуренные брови и горящие страстью глаза.