Однако орнитоптеры разметали войска юного герцога, а сам он был захвачен в плен. Вскоре его должны доставить в Лондру, чтобы знать Империи смогла насладиться его казнью. Очередная ситуация, где мог бы помочь совет графа Брасса. Ведь прежде чем решиться на открытый мятеж, герцог Кёльнский добровольно поступил на службу Темной Империи, был принят – и хорошо дрался во славу Гранбретани в Нюрнберге и в Ульме. Завоевав доверие Империи, он получил в свое распоряжение войско, состоявшее в основном из бывших солдат его отца, а потом вернулся в Кёльн и напал на провинцию.
Барон хмурился, потому что юный герцог подал пример, которому могли последовать другие. Он уже, как сообщалось в донесениях, считался героем в германских провинциях. Немногие отваживались противостоять Темной Империи так, как сделал он.
Вот если бы граф Брасс согласился…
Вдруг барон Мелиадус заулыбался – готовый план как будто сам собой возник в голове. Вероятно, молодого герцога Кёльнского можно использовать и в ином качестве, не делая из него развлечение для знати.
Он отложил пергамент и дернул за шнурок колокольчика. Обнаженная девушка-рабыня, с головы до ног покрытая красной краской, вошла и упала на колени, готовая выслушать приказ господина. Здесь, в башне, ему прислуживали только женщины: барон опасался предательства и не допускал к себе мужчин.
– Передашь сообщение главному надсмотрщику тюремных катакомб. Скажешь ему, что барон Мелиадус желает лично допросить заключенного Дориана Хоукмуна фон Кёльна, как только тот будет доставлен.
– Да, господин. – Девушка поднялась и попятилась к двери, а барон остался стоять, внимательно глядя в окно на реку, и тень улыбки блуждала на его пухлых губах.
Дориан Хоукмун, закованный в цепи из позолоченного железа, подобающие его положению – традиции Империи! – пошатываясь, спустился по сходням на набережную. Он моргал от вечернего света и с изумлением оглядывал гигантские, зловеще нависающие над Лондрой башни. Если бы ему были нужны доказательства врожденного безумия обитателей Темного острова, то сейчас он получил бы их в полной мере. В очертаниях зданий, даже в мазках краски и в резных украшениях ощущалось что-то противоестественное. И тем не менее всё вокруг свидетельствовало о великой силе, решительности и продуманности. Неудивительно, размышлял он, что постичь сущность народа Темной Империи так трудно: в немалой степени она являет собой парадокс.
Стражник, одетый в доспех белой кожи и шлем-маску из белого металла в виде голого черепа – форма ордена, к которому он принадлежал, – слегка подтолкнул узника. Толчок был совсем слабый, но Хоукмун всё же пошатнулся: он почти неделю ничего не ел. Разум его был затуманен, мысли витали где-то далеко, и молодой герцог с трудом сознавал важность происходящего. С того момента, как его захватили в плен в битве за Кёльн, никто не разговаривал с ним. Почти всё время он пролежал в темноте корабельного трюма, иногда черпая грязную воду из корыта, поставленного рядом. Он зарос щетиной, взгляд потускнел, длинные светлые волосы свалялись, разорванная кольчуга и штаны покрылись грязью. Кандалы докрасна натерли кожу на шее и запястьях, но боли он не чувствовал. На самом деле он вообще ничего не чувствовал, двигаясь как сомнамбула и глядя вокруг себя так, словно ему всё это снилось.
Он сделал два шага по кварцевой набережной, споткнулся и упал на одно колено. Стражники – теперь их было двое – подхватили его под руки и повели, поддерживая, к черной стене, которая возвышалась над набережной. В стене оказалась маленькая, забранная решеткой дверь, по бокам от которой стояли двое солдат в ярко-красных кабаньих масках. В ведении ордена Кабана находились все тюрьмы Лондры. Стражники обменялись несколькими словами на хрюкающем тайном языке своего ордена, один из них засмеялся, схватил Хоукмуна за руку и дернул узника вперед, пока второй стражник распахивал зарешеченную дверь.
Внутри было темно. Дверь за Хоукмуном закрылась, и на какой-то миг он остался в одиночестве. Потом в тусклом свете, исходившем от двери, появилась маска кабана, выполненная с куда большим мастерством, чем маски солдат. Вслед за ней возникло еще несколько таких же – и Хоукмуна поволокли в затхлую тьму, вниз, в тюремные катакомбы Темной Империи. Жизнь его, как он с безучастностью отметил, была, судя по всему, окончена.
Наконец впереди снова скрипнули дверные петли. Его втолкнули в маленькую комнату, захлопнули за ним дверь, и засов упал на место.