XVIII века (журналистика Новикова и Крылова, комедии Фонвизина). В силу этого он занимал оппозиционное положение по отношению к тому дворянскому сентиментализму, который возглавлял Карамзин.
Белинский, относивший победу принципов реализма в русской прозе к 30–м годам, считал, что Нарежный был писателем «с замечательным и оригинальным талантом». [120]Произведения Нарежного «Бурсак» и «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» критик назвал «первыми русскими романами», [121]отделив тем самым прозу Нарежного от опытов предшествующих русских романистов.
Творчество Нарежного относится ко времени особенно быстрого роста национального самосознания русского народа, вызванного войной 1805–1806 годов с Наполеоном и в особенности Отечественной войной 1812 года. Стремление к народности, характерное для русской литературы первой четверти XIX века, у Нарежного выразилось в обращении к национальным сюжетам, и притом к роману главным образом с тематикой из современной жизни России («Российский Жилблаз»), Кавказа («Черный год, или Горские князья»), Украины («Аристион, или Перевоспитание», «Два Ивана»). Прошлому Украины посвящены два исторических романа Нарежного — «Бурсак» и «Гаркуша, малороссийский разбойник».
Свои общественно — политические и эстетические воззрения Нарежный с достаточной полнотой выразил в «Российском Жилблазе» — первом своем крупном произведении, бывшем заметным явлением на пути к русскому реалистическому роману первой половины XIX века.
В предисловии к «Российскому Жилблазу» Нарежный писал: «Я вывел на показ русским людям русского же человека, считая, что гораздо сходнее принимать участие в делах земляка, нежели иноземца». [122]Избрав своим героем «маленького» человека, мелкопоместного, обнищавшего князя Чистякова, который почти не отличается по материальному достатку от своих крепостных крестьян (их у него всего два человека), Нарежный следовал примеру демократических писателей XVIII века («Пересмешник» и «Пригожая повариха» М. Д. Чулкова, «Несчастный Никанор» анонимного автора и др.). Роман Лесажа «Похождения Жиль Бласа из Сантильяны» (1715–1735), в свою очередь генетически связанный с французским бытовым романом XVII века (Ш. Сорель, П. Скаррон, А. Фюретьер) [123]и вызвавший во всех западноевропейских странах ряд перелицовок и подражаний, помог Нарежному выработать сюжетную схему своего романа, построенного в виде ряда «приключений» героя. Но сам герой Нарежного, много испытавший на своем веку и умудренный житейским опытом — Чистяков, нисколько не похож на веселого, неунывающего, ловкого, смышленого и удачливого пройдоху — героя Лесажа.
В «Российском Жилблазе» Нарежный показывает, как бедняк Чистяков, столкнувшийся в начале своего жизненного пути с всевозможными притеснениями и незаслуженными оскорблениями, сам становится глубоко развращенным человеком. Алчный стяжатель, ни перед чем не останавливающийся для достижения своих корыстных целей, — таков Чистяков во время своих странствий. Лишь после многочисленных и горьких испытаний он становится другим, серьезно относящимся к жизни человеком, отзывчивым и внимательным к окружающим. Форма романа приключений позволила Нарежному мотивировать частые перенесения своего героя из одной общественно — бытовой среды в другую. Пустившись на поиски жены, сбежавшей от него со светским соблазнителем князем Светлозаровым, Чистяков странствует по большой дороге, из деревни в город, попадая то в патриархальное поместье, то в аристократический особняк. Посещая разные места России, герой Нарежного встречается и вступает в общение с представителями самых разнообразных сословий и состояний. В предисловии к «Российскому Жилблазу» Нарежный писал, что его задачей является «изображение нравов в различных состояниях и отношениях» (I, 43). И действительно, ему удалось создать широкую картину русской жизни конца XVIII — начала XIX века. Эпизоды, в которых описывается нищенское, полуголодное существование крепостных крестьян, соседствуют в романе Нарежного со сценами, посвященными изображению праздного, паразитического быта самых верхушек аристократического круга.
Перед глазами читателей «Российского Жилблаза» проходит вереница разнообразных персонажей, начиная от деревенского корчмаря Яньки, глубоко человечного во всех его поступках, до развращенного и жестокого вельможи князя Латрона.
Сатирическими красками рисуя картины помещичьих жестокостей и произвола, Нарежный с негодованием повествует об отдельных представителях дворянского общества: князе Светлозарове — Головорезове, князе Кепковском, графском сыне Володе, а также о близких к ним по своим низким моральным качествам и культурному уровню разбогатевших откупщиках Перевертове и Куроумове.
Столь же отрицательное отношение вызывает у писателя чиновничество. Он показывает, что начиная от мелкого судейского чиновника — канцеляриста Застойкина — до грозного судьи, самого князя Латрона, все эти чиновники одинаково корыстолюбивы, берут взятки и творят всевозможные беззакония.
С особенным гневом обрушивается Нарежный на представителей высших аристократических кругов. В лице «светлейшего князя» Латрона, наместника Польши, которому приданы реальные черты Потемкина, сделана попытка дать обобщенный образ царского временщика, алчного в жестокого угнетателя народа. Именно в сценах, изображающих дворец князя Латрона с его приближенными, вроде секретаря Гадинского, циничного и безнравственного, сатира Нарежного достигает наивысшей силы. Писатель дает в своем романе настолько широкое и типическое изображение жестокостей, самоуправства и развращенности дворянства и близких к нему кругов, что оно, по существу, перерастает в общую отрицательную характеристику всего социального строя тогдашней России.
В романе Нарежного, отличающемся широким охватом жизненных явлений тогдашней России, оказались затронутыми и такие вопросы общественной жизни конца XVIII века, как деятельность масонских лож, в частности раскрытие весьма темных сторон так называемых «Филадель- фического общества» и «Физического клуба», которое произвело в свое время большой шум. [124]Участники одной из такого рода организаций, как это изображено в «Российском Жилблазе», собирались якобы для филантропической деятельности и выполнения масонских обрядов. В действительности же они предавались разврату, а руководители общества при помощи обманов и хитростей старались выманивать крупные денежные суммы у своих наиболее богатых сочленов, привлекая в качестве пособников рядовых участников масонской ложи.
В вопросах чисто литературного характера Нарежный занимал свою, индивидуальную и самостоятельную позицию. Ему глубоко чужд был не только Карамзин, но и Шишков. Полемика о языке и слоге, которая в начале XIX века велась между карамзинистами и шишковистами, нашла отражение и в «Российском Жилблазе». Под видом пиршества, на котором присутствуют «знаменитейшие члены Варшавской академии», Нарежный изобразил одно из заседаний Российской академии, а ее главу — Шишкова — вывел под весьма прозрачным псевдонимом Филолога. Писатель зло высмеял Филолога, ставящего себе в особую заслугу введение в русский язык таких слов, как «позорище» (вместо «театр»), «шарокат» и «шаропех» (вместо «биллиард» и «кий»), «печальновоище» (вместо «трагедия») и т. д.
В годы, когда писался «Российский Жилблаз», теория классицизма вызывала у Нарежного критическое отношение. Проявлялось это не только в его выпадах против шишковистов, но и в создании сатирических образов писателей — классицистов. К числу их относится, в частности, Яков Голяков — «самый задорнейший из стихотворцев и притом, что всего опаснее, трагических» (I, 362). С юмором повествует Нарежный о том, как Голякоз, задумавший написать трагедию, был сочтен отцом за сумасшедшего, а начало трагедии предано сожжению.
Выразителем своего отношения к различным жанрам поэзии классицизма писатель делает главного героя — Чистякова. В его уста Нарежный вкладывает свои собственные критические суждения о таких жанрах классицизма, как эпическая поэма. Чистяков с иронией говорит о произведениях «эпических стихотворцев», в которых находит «необъятные дарования, неисчерпаемое воображение, парящую пылкость», но вместе с тем «столько же вздору и нелепостей, и совершенно ничего для пользы мира земного» (I, 369).
122
В. Г. Нарежны й, Избранные сочинения в двух томах, т. I, Гослитиздат, М., 1956, стр. 41. В дальнейшем цитируется это издание.
123
См. об этом: М. П. Алексеев. Бытовой реализм. В кн.: История французской литературы, т. I, Изд. АН СССР, М. — Л, 1946, стр. 388, 396, 403.
124
См.: H. Л. Степанов. Романы В. Т. Нарежного. В кн.: В. Т. Нарежный, Избранные сочинения, т. I, стр. 15.