23 июня русская армия под командованием Апраксина вступает в Пруссию. Санкт-Петербургская конференция предписывает фельдмаршалу действовать энергично, но Апраксин осторожен. «Русская армия, — пишет он, — не должна ввязываться в рискованные операции. С таким врагом, как король Прусский, шутки плохи». Восточную Пруссию защищают 30 тыс. солдат под командованием фельдмаршала фон Левальда. Тот полностью уверен в своих войсках. «Даже двадцать наших не должны бояться тысячи казаков, — заявил фельдмаршал, — даже тысяче, как они, с нами не справиться». Вместе с тем Фридрих старается его поддержать. «Можете быть уверены, — пишет он, — что все, что будет делать Апраксин, будет делаться с неохотой, так как он стоит за великую княгиню»[27]. Русская дивизия Фермора легко занимает Мемель и 31 июля вступает в Тильзит. Дивизии Лопухина и Броуна 1 августа форсируют Неман, а 6-го входят в Гумбиннен. Фридрих пишет Левальду: «Атакуйте первую же часть русских, которая осмелится к вам приблизиться, разбейте ее, а затем сделайте то же самое с остальными». Тем не менее Апраксин 11-го берет Инстербург и соединяется с Фермором. Случай разбить русских по частям упущен. Они объединились в группировку численностью в 89 тыс. человек. Но вместо того, чтобы искать сражения, Апраксин, ссылаясь на трудности со снабжением продовольствием, направляется на Кенигсберг. При совершении этого маневра русские были внезапно атакованы неприятелем у Гросс-Егерсдорфа.
Гросс-Егерсдорф
30 августа, в тот момент, когда русские, не имевшие хорошо налаженной разведки и обремененные обозами, двигались через лесной массив, они были внезапно атакованы Левальдом. Растерянность была полной. «Все были в смятении, никто не знал, что делать. Наши командиры потеряли голову и, утратив управление войсками, бегали туда-сюда» (Болотов). Ценой неимоверных усилий Лопухину удается развернуть на поляне несколько полков. Эти части принимают на себя первый удар пруссаков. Болотов оставил свидетельство об этой схватке: «Пруссаки приближались в полнейшем порядке, с гордой миной. Подойдя на дистанцию ружейного выстрела, они произвели по нам плотный залп. Мы были сильно удивлены тем, что со стороны наших не раздалось в ответ ни одного выстрела. Пруссаки подошли еще ближе, и первый их ряд произвел новый залп. Мы не знали, что подумать, когда вновь с нашей стороны не прозвучал ни один выстрел. Пруссаки, подойдя еще ближе, произвели третий, самый убийственный залп. На этот раз все кончено, — воскликнули мы, — их всех перебили. Не успели мы договорить эти слова, как к нашему удовлетворению убедились, что у наших осталось много живых, ибо на залп неприятеля ответили наши ружья и пушки, не залпом, напротив, вразнобой, но более мощно, чем неприятель».
«Русские Лопухина защищались с энергией отчаяния. Бой шел на штыках. Нарвский и 2-й Гренадерский полки в несколько минут потеряли половину своего личного состава. Генерал Зибин был убит, Лопухин — смертельно ранен» (А. Рамбо). Но на звуки стрельбы примчался генерал Румянцев. Его четыре полка ударили в штыки во фланг прусским колоннам. Его примеру последовал генерал Сибильский. Под мощью удара неприятель подался назад. «Прусское отступление превратилось в бегство. В четверть часа поле битвы было очищено от неприятеля, а армия Левальда исчезла в лесах. В 10 ч русские бой выиграли. Были видны лишь их шапки, подбрасываемые вверх, и слышалось победное „ура!“. Это была первая победа, одержанная русскими в по-настоящему европейской войне. Их пехота показала себя миру» (А. Рамбо).
Апраксин не стал преследовать противника. Это странное решение вызвало недовольство в войсках. «Мы стоим на месте третий день после баталии, и каждое утро звучит сигнал „подъем“, а не „общий сбор“… Что мы здесь делаем? Для чего так долго ждем?» (Болотов). 8 сентября Апраксин собирает военный совет. Он говорит о тяжелом положении, в котором находятся войска после такого кровопролитного сражения, напоминает о проблемах с продовольствием и приказывает отступать. Отступление деморализует русскую армию и поднимает моральный дух пруссаков. Преследуемые Левальдом, тревожимые партизанами, терпя лишения, русские полки, эвакуирующие 10 тыс. раненых, покидают Восточную Пруссию.