Опыт всех этих маневров ценности не представлял и не шел на пользу ни военачальникам, ни войскам. Начальникам прививались рутинерские взгляды и «отрядные навыки», войска расходовали силы по большей части зря. Обе стороны всегда бывали одинаковой силы, составлялись по одинаковому шаблону и в той же пропорции родов оружия. При среднем уровне начальников это вело к отсутствию оригинальности — стратегическим и тактическим «общим местам», трафаретной постановке задач, шаблонному их выполнению. Посредники вели тщательный и кропотливый подсчет батальонам — и та сторона, что успевала сосредоточить в данный момент и в данном пункте на один или два батальона больше, неизменно объявлялась победившей. Начальники проникались убеждением, что на войне все решает количество, управление войсками сводится к арифметике, а вывод этой арифметики неизменен: «с превосходными силами в бой отнюдь не вступать».
Войска действовали так, как будто в недавнем еще прошлом у них не было тяжелого опыта трех Плевен. Начальники, казалось, соревновались в том, кто из них в кратчайший срок дезорганизует свою дивизию или корпус, нарезав сколь можно большее число «отрядов трех родов оружия». Резервы подводились к самой линии огня зачастую на 200 шагов в батальонных колоннах. Последние дни маневров (как раз самые поучительные) обычно комкались, особенно когда на них присутствовал государь. Все помыслы участников, от генерала до рядового, сводились к одному — как бы не осрамиться на царском смотру, и силы войск сберегались не для нанесения заключительного решающего удара, а для отчетливого прохождения церемониальным маршем.
Огромный вред войскам в период от Турецкой до Японской войны принесла так называемая «хозяйственность». Скудные отпуски кредитов военному ведомству, которому приходилось торговаться с министром финансов из-за каждого рубля, привели к тому, что у Российской империи не находилось средств на содержание своей армии. Войска были вынуждены сами себя содержать. Перевооружение войск магазинными ружьями в 90-х годах, двукратное перевооружение артиллерией в 90-х и начале 900-х требовали больших расходов. Приходилось строить помещения, амуницию, одевать и довольствовать войска хозяйственным способом, «без расходов от казны».
Полковые хлебопекарни, полковые сапожные мастерские, швальни, шорни, столярные и плотничьи артели стали отнимать все силы войск и все внимание начальников. Офицеры превратились в артельщиков и каптенармусов — некому было посещать тактические занятия. Вся служба — в частности ротных командиров — стала заключаться во всевозможных экономических покупках, приемах, сортировках, браковании, поверках разных отчетностей, отписке бесчисленных бумаг и бумажек… На милютинском канцелярском бумагопроизводстве привилась куропаткинская хозяйственность. Система «без расходов от казны» была заведена еще при Ванновском. Куропаткин — сам ревностный и убежденный «хозяйственник» — развил ее, доведя до геркулесовых столпов.
В русской армии конца XIX века «хозяйственность» заняла то место, которое в первую половину столетия занимал «фронт» — шагистика. Она проникала всю армию сверху донизу. Во времена Аракчеева и Паскевича начальство умилялось «малиновым звоном» ружейных приемов, во времена Ванновского и Куропаткина — доброкачественностью сапожного товара, заготовленного без расходов от казны. Капитан, изобретший новый способ засолки капусты, приобретал почетную известность в дивизии, командир полка, у которого кашу варили пятнадцатью различными способами, аттестовывался «выдающимся». Все помыслы и устремления были направлены на нестроевую часть.
Для проверки строевой части существовали инспекторские смотры. Взгляды и вкусы начальства бывали известны, равно как и дата приезда, в крайнем случае, отличное состояние нестроевой части должно было загладить впечатление от возможных строевых недочетов. Наконец испытанием тактической подготовки войск должны были служить большие маневры. Они же всегда «слава Богу, благополучно» сходили.