Форма одежды лейб-гвардии Гренадерского полка
В итоге суворовская пехота была уверена в себе, глубоко верила в свой штык, но и чтила огонь, как средство расчистить дорогу этому штыку при всяких обстоятельствах, а средство сочетать их обычно видела в маневре, в подвижности, в избытке дееспособности над врагом.
Конница Суворова не боялась никакого врага. Его артиллерия всюду шла с пехотой и конницей. В частности, наступательный порыв пехоте прививался настолько, что она шла сама вперед и на конницу. «Сквозные же атаки» при этом учили одновременно: пехоту — сноровкам против конницы, конницу (коней) — бесстрашию против пехоты, всех их — стойкости против артиллерии.
Для достижения бешеной стремительности удара войска не смели останавливаться до его завершения прохождением насквозь, ибо «порыв не терпит перерыва». И наоборот, Суворов останавливал конницу, непременно лишь пройдя сквозь цель удара, но здесь приказывал спешиться и ласкать и прикармливать лошадей. Ожидая себе и в бою того же облегчения, кони неслись, как бешеные, и в этом простом донельзя приеме — весь смысл знаменитых ударов суворовской конницы.
Вообще, избрав себе образцом римлян, а любимым героем Цезаря, Суворов взял себе за правило: «Учить в мирное время только тому, что придется делать на войне». Вместе с тем его обучение действительно давало понятие «каждым предшествующим шагом, к чему ведет последующий», а вся работа в поле, непременно на ряде местных предметов или двухсторонняя, завершала выручку войск соблюдением и третьего основного правила: «Учить не рассказом, а приказом.»
Добавив к этому, что Суворов лично наблюдал за всеми видами обучения, что он во всем служил образцом своим подчиненным, легко понять, почему его войска были действительно «победительные войска, усердием и ревностью генералов весьма исправные в дневных. ночных баталиях и штурмах и всегда готовые увенчать себя новыми лаврами».
Как и у римлян, у Суворова «бои были кровавыми ученьями, а ученья — боями без пролития крови». Как и у римлян, у него было: «Тяжело на ученье — легко в походе», — и необыкновенная выносливость «чудо-богатырей», всегда бывших «и в мирное время на войне», вошла в поговорку.
Сам Суворов определил свое обучение так: «Экзерцицирование мое было не на караул и не на плечо, но прежде поворотливость, затем различное марширование, а потом уже приемы, скорый заряд и конец — удар в штыки».
Самая тщательная подготовка каждого боевого действия была отличительной чертой Суворова. От него была взята, например, иностранцами сноровка строить городки по образцу неприятельских укреплений и препятствий и на них учить войска преодолению этих укреплений и препятствий непосредственно перед приступом. Он первым разработал правила, когда открывать ворота взятых с боя крепостей, как окарауливать погреба в них от взрыва и т. д.
Он дал высшие образцы обмана врага ложными тревогами, изнурения его постоянной бдительностью. У него всегда кипела заготовка всякого рода средств, все он предвидел, ничего не упускал из виду, чтобы заранее сделать каждого чудо-богатыря «на себя надежным — основание храбрости». Он первым снабдил каждую свою дивизию конницей, пионерами и вспомогательными войсками всякого рода, дав ей полную самостоятельность для развертывания действий.
Но всего важнее подойти к главному ключу суворовских побед, к его отношению к бойцу-человеку.
Хорошая стратегия покоится на хорошей атаке, а эта последняя требует прежде всего хороших солдат и начальников, — таких, на которых можно возложить любую боевую задачу, которые не растеряются ни при какой неожиданности, везде найдутся, нигде не проявят немогузнайства, — иначе говоря, солдат и начальников с высокими, непоколебимыми душевными качествами.
Достижение этой задачи он основал на том простом начале, что если в войсках нравственная упругость не только не подорвана, а, наоборот, по возможности развита, то можно решиться на самые отчаянные предприятия, не рискуя потерпеть неудачи. В этом отношении он упредил Наполеона с его правилом: «На войне важнее не то, что делается, а то, как оно делается.»
Суворов и создал прежде всего великого русского чудо-богатыря, а во главе него поставил великого офицера и генерала. «Господа офицеры, какой восторг!» — заканчивал он свои поучения о приемах обучения, а про генералов говорил: «Вашего Императорского Величества победительные войска усердием и ревностью своих генералов весьма исправны к дневным и ночным баталиям и штурмам и готовы увенчать себя новыми лаврами».