Между тем уже давно грохотала наша многочисленная артиллерия, и ей отвечала меньшая числом французская: начавшись, когда уже рассвело, эта артиллерийская дуэль на дистанции в полверсты разгоралась и длилась часа три. О силе огня можно отчасти судить по тому, что пешая гвардия Наполеона, не вступавшая совсем в дело и укрытая, потеряла до 12 % людей от одного только стояния под выстрелами русских орудий; пронизывалось французскими ядрами до глубоких резервов и наше скученное построение. Подступы французской кавалерии и пехоты против нашего правого фланга были отбиваемы огнем орудий и егерей, а также контратаками в штыки.
Опасение за успех маневра Даву, от которого поступил ряд донесений о встреченном им значительном сопротивлении, при неимении известий от Нея заставляет Наполеона принять меры к тому, чтобы отвлечь от Даву в другую сторону как внимание, так и силы нашего центра. Ввиду этого, а отчасти и с целью найти выход из невыносимого взаимного артиллерийского расстреливания корпусу Ожро было приказано двинуться вперед. Две дивизии этого корпуса, под покровом снежной метели, бившей в лицо русских, перешли в колоннах низину, разделявшую противников, и начали подниматься к русскому фронту. Приняв более чем следовало влево, Ожро вышел к нашему центру не против войск Остермана, что было особенно важно в смысле содействия Даву, а ближе к правому флангу нашего боевого порядка, чем закрыл обстрел своей артиллерии и лишился помощи ее огня. Дивизии Ожро были встречены совершенно неожиданно для них, с самого близкого расстояния, картечью нашей, скрытой от них и доселе молчавшей центральной батареи. Гибельный огонь 70 орудий вывел из строя почти всех старших начальников, полки Ожро потеряли порядок, не отступали, но и не продвигались вперед. Видя заминку неприятеля, наша пехота и конница постепенно перешли в наступление, и произошел кровопролитный бой, на который иные наши полки шли с радостными криками и смехом. В этой кровавой работе штыка и сабли французские полки не выдержали и дрогнули.
Мгновенно оценил великий полководец значение наступившего момента: гибель корпуса Ожро; расстройство нашего центра, необходимость новым отвлечением наших сил от Даву расчистить путь маршалу… Не смущаясь истреблением целого корпуса, Наполеон с бесповоротной решимостью сохранить за собой во что бы то ни стало инициативу, бросает на наш фронт и в тыл наших полков, преследующих Ожро, всю свою кавалерию — 75 эскадронов Мюрата и Бессьера. Первый эшелон этой массовой атаки — три дивизии драгун, по словам Дениса Давыдова, пронеслись сквозь две русские линии и были остановлены лишь третьей; отовсюду и пехота наша, и конница ринулись на французских кавалеристов. Второй эшелон — кирасиры Опу — обрушились частью и на дивизию графа Остермана-Толстого; атаку французских латников с замечательной стойкостью и смелостью отбил Павловский гренадерский полк, сноровисто и находчиво руководимый своим начальником дивизии, Остерманом. «Начальник и подчиненные были достойны друг друга», — замечает по этому поводу участник похода князь Волконский. Наконец, третий эшелон — гвардейская кавалерия — был частью отбит огнем, частью смят елисаветградскими и павлоградскими гусарами, а также казаками Киселева. Остатки Ожро и кавалерии собирались у города; огонь артиллерии разгорелся с новой силой. Бенигсен, не сумевший сберечь своего резерва, лишен был возможности перейти в наступление против Наполеона, у которого оставались свежими лишь восемь батальонов гвардии.
Даву продвигался вперед с величайшими усилиями, особенно вследствие искусных действий графа Каменского. Много труда положено было французами, чтобы вырвать у храбрых полков последнего село Саусгартен, что случилось только тогда, когда вступила наконец в дело свежая дивизия Гюденя, охватившая наш левый фланг и принудившая графа Каменского отходить восточнее мызы Ауклапен. Войска Даву утвердились на мызе Ауклапен, заняли березовую рощу и дотянули свой правый фланг до села Кушитен.