Решительный, смелый, проникающий всегда духовным оком в обстановку, Суворов не мог не придавать значения разведке и производил ее всеми способами, но он был, конечно, враг злоупотребления «рекогносцировками» и «демонстрациями», предпринимаемыми, как говорил Наполеон, «когда полководец ни на что не решается».
В 1799 г. на предложение Шателера «произвести рекогносцировку» Суворов с досадой отвечал: «Рекогносцировки — не хочу; они годны только для трусов, чтобы предостеречь противника; а кто захочет, тот и без них всегда отыщет неприятеля. Колонны, штыки, холодное оружие, атаки, удар… вот мои рекогносцировки». То есть моя усиленная разведка есть завязка боя — и ничто иное.
Уверенный в победе, Суворов, однако, всегда принимал меры на случай неудачи, чтобы и тогда его положение не могло быть тяжелым (Треббия).
Суворов всегда старался собрать возможно больше сил и держать их сосредоточенно. Именно наиболее важной заслугой Суворова, выдвигающей его из ряда других полководцев, и следует признать установление им правильного соотношения между положительной деятельностью войск (борьбой с противником) и расходом их в тылу.
С необычайной простотой, как всегда, кратко и ясно Суворов говорит: «Идешь бить неприятеля, умножай войска, опорожняй посты, снимай коммуникации. Победивши, обновляй по обстоятельствам, но гони его до сокрушения. Коли же быть перипатетиком, то лучше не быть солдатом», — т. е. Суворов сосредоточивает войска для решительных действий, рискуя даже сообщениями. «Победа все покрывает», — говорит он в другом месте.
Так ни до него, ни после него еще никто не смотрел на этот страшный вопрос. Сам Наполеон считает, что сосредоточение двух третей сил на решающем участке — уже предприятие, превосходно соображенное.
Перед походом в Швейцарию Суворов пишет в распоряжении от 25 августа 1799 г. генералам Готце, Линкену и Римскому-Корсакову: «Для общего нападения считаю нужным напомнить о необходимой во всех случаях предосторожности держать по возможности все силы свои в совокупности, дабы бесполезным раздроблением не сделать самую атаку безуспешною. Затем должно разузнать вернее стоящего перед собой неприятеля и настоящую силу его. Мы должны о первых своих шагах подробно извещать друг друга через ежедневных курьеров». Как это все свежо, и в особенности конец, для действий в горах!.. «Сия Сова не с ума ли сошла, или его никогда не имела», — пишет он про Тугута, решившего вывести австрийцев из Швейцарии вместо соединения с Суворовым.
Всякая разброска сил, тем более тогдашний излюбленный кордон, были особенно противны Суворову. «Дефенсив — офенсив… По первому славен Лассиев кордон от Триеста до Хотина. Сей прорывали варвары по их воле; в нем много хранительных пунктов; слабейшие больше к пользе неприятельской, чего ради меньше его силы, ударяя в один, препобеждает. Так делал здесь Бонапарт, так погибли Болье и Альвинчи. Мне повороту нет — или также погибнуть.» — говорил он.
И еще: «Кордонная линия всегда может быть опрокинута, неприятель по своему произволу устремляет силы на один пост, между тем как обороняющийся, оставаясь еще в неизвестности, имеет свои силы рассеянными.»
Если же Суворов и приходил на поле сражения с силами меньшими, чем у противника, то это было помимо его воли. Однако в этом случае он быстротой достигал внезапности перед противником и всегда его побеждал.
«Воюют не числом, а уменьем» и «Быстрота и внезапность заменяют число, натиски и удары решают битву», — учит он нас.
«Удивить — победить», — добавляет он в другом месте. Или: «Кто напуган, тот наполовину побит.» Наконец: «Штыки, быстрота, внезапность. Неприятель думает, что ты за сто, за двести верст, — а ты, удвоив шаг богатырский, нагрянь быстро, внезапно. Неприятель не ждет: поет и веселится; а ты из-за гор высоких, из-за лесов дремучих, через топи и болота пади на него, как снег на голову. Ура, бей, коли, неприятель вполовину побежден, не давай ему опомниться. Гони, доканчивай, победа наша: у страха глаза велики».
Где найдем мы лучшее истолкование внезапности, этого вернейшего залога победы, основанного на скрытности (из-за гор, лесов, через топи, как снег на голову) и быстроте (удвоив шаг богатырский, нагрянь быстро), как и во всех высочайших образцах военного искусства?!.
Суворов никогда не уступал почина действий противнику и всегда господствовал над его волей. Все дела его ведены им как по нотам. Всегда и всюду он делал все, что хотел, а неприятель шел по его воле. Даже в то роковое мгновение под Треббией, когда сами «чудо-богатыри» частью дрогнули и бежали, он сумел обратить это в военную хитрость («заманивай»), и враг был разбит. Даже в Швейцарии из безвыходного, казалось бы, положения он вышел наступательными боями, обманув все расчеты врага, — а под Кинбурном прямо сказал про турок: «Пускай все вылезают».
Необыкновенно твердый и настойчивый, он не признавал возможности отказаться от своего замысла. «Что вы скажете про человека, который уложит всех до последнего, ляжет сам, но не даст приказа отступать», — говорил Моро. Наоборот, чем больше возникало трудностей, тем горячее было стремление их преодолеть у Суворова. И вот мы видим, как, весь израненный, еле живой и, казалось бы, исчерпавший все силы войск, он под Кинбурном «в третий раз обновил сражение — победа совершенная».
«Атакуй, с чем Бог послал», — учит Суворов. Или: «Жаль, что не все 100 тысяч здесь — было бы легче покончить с ними одним разом».
Если же противник хотел овладеть почином (Макдональд, Жубер), то Суворов опережал его и жестоко бил. Вся стратегия его была наступательная, и никогда он не вел войны оборонительной. Иногда, в частных случаях, ему приходилось обороняться (Кинбурн, Гирсово), но и тогда он переходил в наступление по строгому расчету.
Форма одежды лейб-гвардии Измайловского полка: штаб- и обер-офицеры, рядовой барабанщик и унтер-офицер
«Оборонительная война нехороша, — говорил он князю Ауерспергу, встретившись с ним на балу во дворце перед отъездом в Вену, — наступательная лучше. Французы на ногах, а вы на боку. Они бьют, а вы заряжаете. Взводи курок, прикладывайся, а они ринфрески [по-итальянски прохладительное] — пропорция три против одного. Пойдите за мной, и я вам докажу».
Будучи сторонником смелости, решительности сражений, Суворов даже вышучивал такие слова, как опасность, поддержка (по-тогдашнему «сикурс»), резерв и т. п. «Сикурс, опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, которые боятся с печи слезть, чтобы ног не переломить, а ленивым, роскошным и тупозрячим для подлой обороны, которая по конце худая ли, добрая ли, рассказчиками также храброю называется».
Об отступлении Суворов слушать не хотел: слово «ретирада» произносил он нараспев, а о defensif он говорил, что на русском языке соответствующего слова нет.
Давая для обучения войска наступные плутонги, он прибавлял: «хотя и отступные, только с толкованием, что то не для отступления, но только для приучения ног к исправным движениям».
В Италии он дает Багратиону поручение: «вы таинство побиения неприятеля холодным оружием Бельгардовым войскам откроете и их к сей победительной атаке прилежно направите; а от ретирад — отучите».
Но это вовсе не значит, что Суворов совершенно отрицал отступление как прием действий на войне. Раз завязался бой, он не допускал мысли о неудаче, и по его словам: «Проигранное сражение — это такое, которое считают проигранным». Но, например, перед Нови, под Александрией и т. д. он прямо указывает, отходя, выманивать врага, а Бельгарду, идя на Макдональда, для действий против Моро дает указание: «Перед превосходными силами отступают». Наконец, Краю он пишет: «Нет стыда уступить пост превосходному в числе неприятелю».
Понимая бой как конечное и грозное средство войны, он стремился всегда довести его до самого решительного исхода и победу старался закончить жестоким преследованием. «Победивши, обновляй по обстоятельствам, но гони его до сокрушения». И еще: «Преследуй денно и нощно, пока истреблен не будет», — вот наставления Суворова; ибо «Недорубленный лес опять вырастет.»