Указ о вольности дворянства и последующие указы Екатерины юридически формально передают людей в частное рабство. Если раньше можно было обманывать людей, что мы все тянем тягло, то теперь кто-то тянет, а кто-то не тянет. Ему дали землю и людей, люди которые когда-то вместе с Мининым и Пожарским спасали Россию и воссоздавали государство, теперь эти люди становятся частновладельческими рабами дворян, и им запрещено даже жаловаться на своих господ, их дела не принимают в суды. Это люди третьего сорта, да и не люди вовсе, а просто рабочая сила. Причем Екатерина продолжает политику предшествующих императоров и активно раздаривает крестьян своим фаворитам. Фактически Россия из государства становится частным владением узурпаторши, которая делает с ней все, что ей угодно.
Что страшно в этой ситуации, церковь нашла в себе силы восстать против секуляризации. Митрополит Арсений Мациевич, который сейчас причислен к лику святых, выступил против этого и был Екатериной после многих наказаний заточен в Ревельский каземат и умер под чужим именем Андрея Враля. Он боролся против секуляризации имуществ, но не за свободу людей, а за право церкви владеть крестьянами и землями. И когда Екатерина решила созвать, у нее были такие мысли, она была европейская женщина, при всех слабостях она была культурным человеком и какое-то время она не хотела управлять толпой рабов, ей хотелось вестернизировать Россию. Она собрала и созвала выборных от всех земель, почти собор, для того чтобы составить новое уложение, новые законы, ничего не получилось в итоге, все это ушло в песок. Но что интересно, были и дворяне, и горожане, мещане, и представители Синода — никто не высказался против крепостного права, один или два дворянина слабо говорили об этом из сотен. Но представители Синода просили только одного, дайте нам вновь владеть крепостными крестьянами!
Представляете, какое отношение к церкви после этого в русском обществе: ей перестали верить и низшие, и высшие, потому что люди из образованных сословий, те дворяне, которые имели веру, прекрасно понимали, что церковь это не вера, а какая-то каста со своими интересами, поэтому очень много активно верующих дворян уходят в масонство. Об этом долго можно говорить, что это такое, но в общем, это некий ответ огосударствлению церкви, когда люди считали, что можно строить храм правды своими силами, не опираясь на церковь. Многие начинают увлекаться различными формами мистики, западными, идущими с запада: распространяются произведения епископа Фенелона, Юнга-Штиллинга и других представителей западной католической, но не клерикальной мысли. В таком состоянии русское общество застает 19 век, реальная глубокая вера исчезает. Мысль о том, что Русь православная, все верущие — это не так. Огромное число формально верующих, просто потому что государственная религия, огромное число равнодушных, многие тайно ушли в старообрядчество или в разные протестантские деноминации, но тайно, по статистике они все православные, очень многие увлекаются масонством. Авторитет церкви падает очень низко. При этом очень низкое образование, среди крестьян может читать 0,7 %, и это в основном старообрядцы.
Павел, когда умирает Екатерина, вступает, наконец, на престол, восстанавливается династия Романовых, очень многие дела матушки он ликвидирует, и в том числе дает наконец-то некоторую свободу церкви. Он позволяет церкви самой выбирать обер-прокурора, неслыханное до этого. Но этот период очень быстро проходит, вообще, Павел очень странный был человек, во многих отношениях искренний, глубоко верующий, безусловно связанный с масонством, но видимо вся его тяжелая жизнь, он ждал, что в любой момент его убьют, потому что Екатерина убила своего мужа и другого претендента на престол Ивана Антоновича, тоже по одной из линий Романовых человека, который мог претендовать на престол. И соответственно он ждал, что его убьют и жил под Дамокловым мечом. Он продолжал политику раздаривания крестьян своим фаворитам, но пытался ограничить хотя бы, ввел закон о трехдневной барщине, т. е. нельзя было больше трех дней использовать труд крестьян для помещика. Никто этого не соблюдал, уж как царя не боялись, но этот закон никто не соблюдал.