“Но если это такъ, то, не говоря о совершенной оригинальности мысли усвоять намъ указанную самостоятельность, т. е. иначе о крайней и смѣшной ея несостоятельности, не говоря о недоказанности, т. е. хотимъ мы сказать — совершенной ложности того, что составляетъ здѣсь сущность, а именно, — будто бы въ продолженіе времени, предшествовавшаго раздѣленію, греки передали намъ ученіе о главенствѣ папы въ церкви, — въ отвѣтъ на сказанное выше мы считаемъ достаточнымъ указать только на то, что послѣ раздѣленія у насъ митрополитами были греки: возможно ли и сообразно ли съ человѣческимъ смысломъ допускать, что одни и тѣ же греки въ Константинополѣ признавали папу еретикомъ, а въ Кіевѣ православнымъ и главою вселенской церкви?”
“Но, говорятъ католическіе писатели, у нихъ есть фактъ, доказывающій то, что они утверждаютъ. Этотъ фактъ — нашъ русскій праздникъ 9 мая въ честь перенесенія мощей Николая чудотворца въ Баръ-градъ. Праздникъ установленъ въ Россіи помимо Греціи, которая его не знаетъ и не признаетъ; событіе, въ память котораго онъ установленъ, вовсе не есть для грековъ предметъ радости и торжества: ясно-де, что онъ установленъ русскими по приказанію папы и слѣдовательно ясно-де, что въ минуту установленія праздника, что было уже послѣ раздѣленія церквей (въ послѣднихъ годахъ XI вѣка), они признавали его власть. Этотъ праздникъ есть собственный и единственный фундаментъ, на которомъ зиждутся всѣ увѣренія римско-католическихъ писателей. Но, увы! судьба, какъ бы избавляя насъ отъ напрасныхъ словопреній, хотѣла, чтобы они имѣли со своимъ толкованіемъ праздника спеціальныя “адъ хокъ” рѣшительныя противъ себя доказательства. Въ то самое время, какъ былъ установленъ у насъ праздникъ 9 мая, папа обращался къ нашему митрополиту съ предложеніемъ возсоединенія, и митрополитъ отвѣчалъ ему обличеніями его неправомыслія и отказомъ на предложеніе (сношеніе папы Климента III съ нашимъ митрополитомъ Іоанномъ II): ясно, что праздникъ установленъ у насъ не по приказанію папы. Если бы онъ былъ установленъ у насъ по приказанію папы, то былъ бы установленъ и во всей католической церкви, ибо нельзя же, конечно, утверждать, чтобы папа имѣлъ фантазію установить его въ одной Русской церкви: но католическая церковь этого праздника не имѣетъ и никогда не имѣла; слѣдовательно ясно, что онъ былъ установленъ у насъ не по приказанію папы (не установляя его на наше, такъ сказать, счастье во всей католической церкви, папа установилъ его только какъ мѣстный праздникъ въ Барѣ)”.
Добавимъ къ этому указаніе на приводившееся выше письмо папы Иннокентія III, обращенное въ 1207 г. къ русскимъ іерархамъ. Приглашая ихъ соединиться съ Римомъ, онъ, тѣмъ самымъ, показываетъ, что дотолѣ русская Церковь не признавала власти папъ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Отъ нашествія монголовъ до раздѣленія Русской митрополіи.
Татарское иго.
Монголы или татары, кочевой народъ т. наз. алтайскаго или урало-алтайскаго семейства, обитавшіе съ древняго времени въ той же обширной азіатской степи, въ которой живутъ до настоящаго времени ихъ потомки и которая называется Монголіей, — не составляли, до второй половины 12 вѣка, одного государственнаго цѣлаго. Они распадались на отдѣльныя племена и орды, состоявшія подъ властію своихъ, большихъ и малыхъ, владѣтелей или хановъ.
Въ половинѣ 12 вѣка явился у монголовъ великій и страшный человѣкъ, сумѣвшій соединить ихъ въ одно цѣлое, совершить огромныя завоеванія внѣ Монголіи и основать могущественнѣйшее монгольское государство. Это былъ Темучинъ, сынъ удѣльнаго владѣтеля одной монгольской орды, родившійся около 1155 года. Наслѣдовавъ отрокомъ отцу, онъ, долго ничѣмъ себя не проявляя, въ 1195 г. вступилъ на стезю завоеваній. Черезъ десять лѣтъ онъ, на съѣздѣ покоренныхъ князей, принялъ титулъ Чингизъ-хана, что значитъ великій, могущественный ханъ, и утвердилъ свою столицу въ г. Каракорумѣ, на юго-западъ отъ нынѣшней Кяхты, на правомъ притокѣ р. Селенги. Онъ быстро завоевалъ и покорилъ сѣв. Китай, Тибетъ съ частью зап. Китая, Туркестанъ, Хиву (съ Бухарой и Кокандомъ), часть Афганистана и отдѣльныя мѣста въ сѣв. Персіи. Затѣмъ захвачена была имъ туркмено-киргизская степь, называвшаяся кипчакской, продолженіемъ которой являлась наша новороссійская степь. Чингизъ-ханъ умеръ въ 1227 г. Передъ смертью онъ раздѣлилъ свои завоеванія между тремя сыновьями и внукомъ на четыре улуса, съ тѣмъ, чтобы ханъ, пребывавшій въ Каракорумѣ, былъ великимъ ханомъ и имѣлъ верховную власть надъ остальными ханами, стоявшими во главѣ улусовъ. Русь была потомъ покорена ханами кипчакскаго улуса, который, занимая сѣверную половину восточнаго Кипчака — степь киргизъ-кайсацкую — отданъ былъ Чингизъ-ханомъ внукамъ — дѣтямъ его старшаго сына Джучи.