Впрочем, было ли или не было подписано это определение Собора, но только Никону оно сообщено не было или, как выражается сам Никон, ответа ему на его письмо, посланное к царю с чудовским архимандритом Иоакимом и думным дьяком Башмаковым, не было никакого. Может быть, царь, прочитав решения Собора, увидел, что лучше их совсем не сообщать Никону, так как большая часть предложенных им условий была или отвергнута, или значительно изменена Собором и в решениях соборных высказано было так много горького и оскорбительного для самолюбия бывшего патриарха, что о принятии им этих решений нечего было и думать; скорее он мог только разразиться новыми выходками против царя и членов Собора. Не менее вероятною представляется догадка, что царь счел излишним и неуместным сообщать Никону решения Собора. Сам Никон просил, чтобы его дело было покончено без призыва и участия Восточных патриархов, выражал желание сделать уступки, обещал прислать свои условия. Царь мог согласиться на предлагаемую попытку потому, что хотя и отправлены были грамоты его к патриархам, приглашавшие их на Собор в Москву, но ответа от патриархов еще не было никакого, нельзя было поручиться, придут ли они или снова откажутся прийти, как уже отказались прежде. Согласившись на эту попытку, царь потребовал от Никона письменного изложения его условий, велел Собору обсудить эти условия. Но вот 12 ноября 1665 г., может быть, в то самое время, когда Собор оканчивал или окончил свои решения, возвратился один из царских посланцев к патриархам "с вестовыми листами" от Цареградского патриарха и царь узнал, что если не все, то некоторые патриархи уже едут в Москву на Собор. После этого оставалось только прекратить попытку об окончании дела Никонова без участия Восточных патриархов и не для чего уже было сообщать Никону соборных решений по его письму, тем более что на принятие их Никоном невозможно было и рассчитывать. Впрочем, как увидим впоследствии, это письмо Никоново, вероятно, вместе с соборными решениями на него было представлено Восточным патриархам, судившим Никона, и внимательно рассмотрено ими со всем Собором.
Мы оставили царских посланцев, иеродиакона Мелетия и грека Стефана с бывшими при них, ровно год тому назад в Киеве, где они выжидали безопасного пути для своей дальнейшей поездки. Ближе других патриархов находился к ним Иерусалимский Нектарий, проживавший еще в Молдавии, - туда они и отправились. Но сам Мелетий не поехал к Нектарию, а послал Стефана с подьячим Оловенниковым. Это было в генваре 1665 г., когда Нектарию еще не было известно, как принято в Москве письмо его в защиту Никона. Явившись к Иерусалимскому святителю, Стефан и подьячий сказали: "Великий государь просит и молит тебя, чтоб ты изволил потрудиться для христианского дела, пошел в Московское государство". Нектарий отвечал: "Ко всем нам прежде прислан был от великого государя Мелетий грек, и он знает, что я затем и приехал в Молдавскую землю, чтобы отсюда идти в Москву, но за войною мне никак нельзя было тогда проехать. С Мелетием мы послали к великому государю правила (известный соборный свиток), и по ним почему до сих пор ничего не сделано?" Оловенников объяснил, что Афанасий, митрополит Иконийский, отвергал подлинность подписей под тем свитком и что хотя подлинность эта была потом засвидетельствована, но без Вселенского патриарха призывать на Собор Никона и на его место ставить другого невозможно, и прибавил: "Да у великого государя и другие дела есть, которые без вас никак устроить нельзя: весь церковный чин в несогласии, в церквах служит всяк по-своему, а пастыря нет". Нектарий сначала сказал решительно: "Пойду, хотя бы мне и смерть принять, потому что я считаю великого государя царем вселенским; он единственный царь христианский, единственная наша надежда и похвала". Но потом начал колебаться и то выражал согласие идти, то отказывался, и наконец, получив какие-то письма из Византии, объявил, что ему совсем не позволено ехать на север. После этого царская миссия на Восток разделилась: Стефан поехал к Цареградскому патриарху Дионисию, которого называл своим родственником, а Мелетий, которому наказано было государем пригласить в Москву во что бы то ни стало по крайней мере двух патриархов, отправился к Александрийскому и Антиохийскому. Прибыв в Константинополь, Стефан представился патриарху скрытно и подал ему царские грамоты. Патриарх приказал Стефану не являться лично в патриархию, а приходить в дом какой-то сиятельной Роксандры и чрез ее посредство иметь сношение с патриархом. В апреле 1665 г. Стефан отпущен был из Царьграда, и Дионисий отправил с Стефаном свои ответные грамоты к царю, в которых сильно порицал Иконийского митрополита Афанасия, смутившего своею ложью царя и весь его синклит, и рекомендовал Паисия Лигарида как человека разумного и сведущего в церковных делах, а вместе будто бы послал и к самому Паисию наказ быть представителем его, патриарха, в Москве и председательствовать на местных Соборах по делу Никона - так по крайней мере свидетельствует сам Лигарид, замечая, что этот патриарший наказ находится в царском казнохранилище. И действительно, в приказе Тайных дел сохранилась следующая грамота патриарха Дионисия к государю: "О Никоновом деле мы много потрудились с великим прилежанием и составили главы в двух свитках (списках), ни в чем между собою не разнствующих. Извещаю твоей пресветлости, что по тем главам ты имеешь власть обладать и патриархом, у вас поставленным, как и всеми синклитами, ибо в одном самодержавном государстве не должно быть двух начал, но один да будет старейшина. Проклятый тот Афанасий, движимый отцом лжи, без всякой нужды пришел к вам, лжесвидетельствуя на свитки и правильные главы. Он ложно говорил, будто послан от нас и единокровный нам. Знай, что он сосуд злосмрадный и много уже лет отлучен от Церкви, и потому да будет он сослан в какое-либо место, чтобы плакать о душе своей, и да не возвратится в наши страны до конца своей жизни... Мы признали кир Паисия (Лигарида), святого и благоразумного митрополита Газского, послали ему право, как рассудительному и сведущему в делах церковных, быть нашим наместником, защищать те правильные главы и решать всякие сомнения, предлагаемые от сопротивной стороны, править суд вместе с освященным Поместным архиерейским Собором и председательствовать на нем как представляющему нашу персону в том одном деле даже до окончания его". Стефан прибыл в Путивль 21 октября, а в Москву 12 ноября и представил государю эту патриаршую грамоту, на которой потому и сделана помета: "12 ноября 1665 г.". Он же привез известие, что и черный дьякон Мелетий возвращается в Москву, а с ним едут Александрийский патриарх Паисий да Синайский архиепископ, а поехали они на Астрахань потому, что "на Волошскую и Мутьянскую земли проехать им от воинских людей никак нельзя". Приезду Стефана, продолжает свое сказание Паисий Лигарид, с патриаршими грамотами в Москве очень обрадовались. Но Афанасий Иконийский начал и теперь противоречить и дерзко утверждать, что грамоты подложны. Он прямо укорял Стефана в подделке этих грамот, оба явились пред лицо царя, жарко препирались, даже бранились между собою, пока Стефан не одержал победы, а Афанасий опять не отправлен в Симонов монастырь. Скоро, однако ж, увидим, что в душу царя запало глубокое сомнение относительно подлинности настоящих грамот, хотя он этого теперь и не обнаружил.