Выбрать главу

Кроме книг Священного Писания существовали тогда у нас на славянском языке и жития святых. Преподобный Нестор говорит о святом Борисе, что он, будучи исполнен благодати Божией, часто «взимаше книгы и чтяше житья и мучения святых», а мних Иаков свидетельствует, что святой Борис пред своею кончиною воспоминал именно страдания святого Никиты, святого Вячеслава, князя чешского, и святой великомученицы Варвары, которые, следовательно, были ему известны. О других книгах славянских, сохранившихся в списках XI в., скажем в следующем отделе нашей истории, потому что нельзя доказать, чтобы они относились к первой половине этого столетия, а не к последней. Здесь же ограничимся общим замечанием, что благочестивых книг тогда находилось у нас уже довольно. Ярослав, по словам летописца, собрал и списал «книгы многы», так что из них составилась Киево-Софийская библиотека, и ими поучались не только князья или пастыри, но и вообще «вернии людье». И пресвитер Иларион, который сам получил образование в то время, в одном из своих слов выразился: «Мы пишем не для незнающих, а для насыщающихся с избытком книжною мудростию». Вот каких людей можно уже было встречать тогда между русскими!

Памятников духовного просвещения и учения, относящихся непосредственно к отечественной нашей Церкви того времени, сохранилось весьма мало. Но тем-то более они и драгоценны для нас и привлекают на себя наше внимание.

Первую драгоценность представляет собою довольно обширный Символ веры, преподанный в пояснение и дополнение краткого Никео-Цареградского Символа великому князю Владимиру вдруг после крещения его в Херсоне. Этот Символ представляет собою буквальный перевод с небольшими по местам пропусками греческого исповедания веры, написанного Михаилом Синкеллом (ок. 835). И мы думаем, что Символ переведен точно для нашего князя крестившими его греками, а преподобным Нестором, который мог еще видеть перевод если не в первоначальном списке, то в копиях, внесен в летопись без всякой перемены. Ибо, во-первых, этот перевод очень неточен и показывает, что переводчики мало были знакомы с богословскою терминологиею на славянском языке и вовсе не знали, что исповедание Михаила Синкелла уже давно и с большею точностию переведено было на славянский язык для болгарского царя Симеона (889–927) в Сборнике, впоследствии переписанном для нашего великого князя Святослава. А во-вторых, в этом переводе православное, строго догматическое выражение о Сыне Божием и Святом Духе ομοούσιος – единосущный – заменено полуарианским термином подобносущный – ομοιούσιος. Но известно, что не только во дни преподобного Нестора, а еще при митрополите Иларионе у нас употребляли о Сыне Божием слово единосущный и что даже гораздо прежде в переводе Синкеллова же исповедания веры для болгарского царя Симеона употреблено это самое слово. Возможно ли, чтобы такое еретическое выражение (подобносущный) о Сыне Божием, и притом в Символе, преподанном просветителю России, мог допустить наш просвещенный летописец, если бы он сам перевел этот Символ или если бы он позволил делать какие-либо перемены в прежнем переводе, внося его в свою летопись? Обращаясь к содержанию Символа, находим здесь в кратких словах все главнейшие догматы православия, какие передала издревле православная Церковь Греческая юной дщери своей – Церкви Русской в лице ее равноапостола.

Догмат о Пресвятой Троице: «Верую во единого Бога Отца нерожденного, во единого Сына рожденного, во единого Святого Духа исходящего – три Лица (Собьства) совершенные, разумные, разделяемые числом и ипостасными свойствами, а не по Божеству, ибо Они разделяются нераздельно и соединяются несмесно. Бог Отец, присносый, пребывает в отечестве, нерожден, безначален, начало и вина всем, и единою нерожденностию отличается от Сына и Духа; от Отца рождается Сын прежде всех век и исходит Дух Святой безвременно и бестелесно. Где Отец, там и Сын, там и Дух Святой: Сын единосущен Отцу, различаясь от Отца и Духа только рождением; Пресвятой Дух Отцу и Сыну единосущен и соприсносущен. Отцу (свойственно) отчество, Сыну – сыновство, а Святому Духу – исхождение. Ни Отец не прелагается в Сына или в Духа, ни Сын в Отца или в Духа, ни Дух в Сына или во Отца, ибо непреложны свойства. Не три Бога, но един Бог, потому что едино Божество в трех Лицах».

Догмат о воплощении: «По хотению Отца и Духа (Сын Божий), не оставляя отеческих недр, сошел спасти Свою тварь, вошел в девические ложесна пречистые, как семя Божие, и, приняв плоть, одушевленную душою словесною и разумною, исшел Богом воплощенным, родившимся неизреченно и сохранившим девство Матери. Не потерпел ни смешения, ни слияния, ни изменения, но пребыл, чем был, и стал, чем не был, приняв зрак раба истиною, а не привиденьем, и соделавшись подобным нам по всему, кроме греха...»

Догматы о крестной Смерти, Воскресении, Вознесении на небеса и Втором пришествии Спасителя: «Распялся же и Смерть вкусил, безгрешный; воскрес в своей плоти, не видев тления; на небеса возшел и седе одесную Отца; приидет же паки со славою судить живых и мертвых. Как восшел с своею плотию, так и снидет...»

Догмат о святых таинствах Церкви: «Кроме того, исповедую едино крещение водою и Духом; приступаю к Пречистым Тайнам, веруя, что оне суть воистину Тело и Кровь...»

Догмат о церковных преданиях, и в частности о поклонении иконам, кресту, мощам святых и священным сосудам: «Приемлю церковные предания, поклоняюся честным иконам, поклоняюся древу Честного Креста и всякому начертанию креста, святым мощам и святым сосудам».

К этим частным догматам, по изложении которых в подлинном Символе веры Михаила Синкелла следует заключение, присовокуплены в переводе для великого князя Владимира еще два общие и весьма важные наставления. Первое – о том, какого начала должно держаться, чтобы быть истинно православным: «Веруй и седьми Соборам св. отец, из коих первый был в Никее на Ария... второй – в Константинополе на Македония... третий – в Ефесе на Нестория...» – и так далее перечислены все семь Вселенских Соборов с обозначением, сколько отцов присутствовало на каждом Соборе и против кого каждый был направлен. Другое наставление – о том, чего надлежало, особенно в то время, остерегаться русским, чтобы не потерять православия: «Не принимай же учения от латинян, коих учение развращено». Вслед за этим указаны некоторые отступления латинян, замечено, что прежде и они были православны и принимали участие во всех семи Вселенских Соборах, пока не совратились, и, наконец, повторен завет: «Блюдися их учения... Бог да сохранит тебя от сего». Мы полагаем, что и это последнее наставление, направленное против латинян, точно преподано великому князю Владимиру крестившими его греками, а не выдумано самим летописцем. Ибо в наставлении между прочим сказано о западном духовенстве: «Ови попове единою женою оженевся служать, а друзии до семые жены поимачи служать». Такой упрек латинянам могли делать на Востоке разве еще в конце Х и в начале XI в., т. е. до папы Григория VII, который отлучил от Церкви всех женатых священнослужителей, а отнюдь не во второй половине XI и начале XII столетия, когда жил преподобный Нестор и когда действительно ни преподобный Феодосий Печерский, ни другие наши обличители латинян не делали им этого упрека.

Вторая драгоценность нашей духовной литературы того времени и вместе самое древнее сочинение, появившееся собственно в нашей Церкви, какое доселе известно, есть Служба святым мученикам Борису и Глебу, написанная около 1021 г. нашим третьим митрополитом Иоанном I, о которой мы уже высказали свои мысли несколько прежде.

Третью драгоценность той же литературы составляет Поучение к братии Новгородского епископа Луки Жидяты. Поучение это важно для нас не по одной своей древности, нет, а особенно потому, что оно составлено человеком, который первый из наших соотечественников удостоился степени архипастырства, потому что оно, сколько доныне известно, есть первое собственно русское церковное Слово, которое, судя по содержанию его и тону, святитель Новгородский произнес едва ли не при самом вступлении на свою паству (1035). Не отличается это поучение ни искусственным красноречием, ни глубиною и плодовитостию мыслей; напротив, дышит совершенною простотою и кратко излагает самые общие первоначальные наставления в истинах веры и нравственности. Но зато оно вполне соответствовало настоятельным потребностям времени и места, вполне приспособлено было к понятиям тех младенцев по вере, к которым было направлено.

«Первое всего, братие, – говорит проповедник, – вот какую заповедь все мы, христиане, должны содержать несомненно: веровать во единого Бога, в Троице славимого, во Отца и Сына и Святого Духа, как научили апостолы и утвердили святые отцы: «Верую во единого Бога...» — до конца. Веруйте также воскресению, и жизни вечной, и вечной муке (уготованной) грешникам. Не ленитесь ходить в церкви и на заутреню, и на обедню, и на вечерню; и в клети своей, отходя ко сну, прежде помолись Богу и тогда возлегай на постелю. В церкви предстойте со страхом Божиим; не говори ничего и ни о чем не мысли, но всею мыслию моли Бога, да отпустит тебе Бог грехи».