Самое важное и самое прискорбное свидетельство о том, до чего доведена была в Литовском государстве православная Церковь под конец настоящего периода, представляет грамота короля Сигизмунда I к митрополиту Макарию в 1546 г. «Мы узнали от многих князей и панов, – писал король митрополиту, – да и слухи к нам доходят о беспорядках и неисправностях, какие совершаются между вашим духовенством греческого закона, также между князьями, и панами, и простыми людьми в вашем законе, а особенно между всеми владыками, как на Волыни: между ними происходят великие заблуждения и распущенность вопреки правил св. отцов и справедливости, а ты, их старший пастырь, не хочешь того знать и преследовать. Посему мы, обращая внимание прежде всего на церкви Божии христианской веры и желая привести в добрый порядок как наши римские костелы (значит, и там было не лучше), так и ваши церкви, рассудили, чтобы твоя милость созвал духовный Собор со всей твоей митрополии и пригласил на него всех епископов нашими господарскими листами, и архимандритов, и все духовенство и, рассудив с ними о всем том нестроении вашего закона, учинил, по правилам св. отцов, надлежащее постановление, как наказывать виновных и утвердить порядок в вашем законе». Затем король назначил местом для Собора город Вильну, а временем – день Вознесения Господня и присовокупил: «А мы во всех тех делах желаем помогать твоей милости, чтобы в нашем государстве не было между христианами никакого заблуждения и нестроения, которое зачалось и происходит ныне». Воля короля, без сомнения, была исполнена, и Собор состоялся, хотя мы и не имеем о нем никаких известий, но Собор не в силах был искоренить зла, какие бы ни принял против него меры. Главный корень зла и всего нестроения в православном духовенстве, особенно высшем, а затем и во всей православной пастве заключался, как мы не раз замечали, в праве подаванья, или произволе короля, по которому он раздавал архиерейские кафедры и настоятельства в монастырях кому хотел, большею частию людям недостойным, искавшим только хлебных мест и жившим только для себя, а вовсе не заботившимся ни о вере, ни о своих духовных обязанностях. Король не понимал или не хотел понять этого, хотя и предлагал митрополиту свое господарское содействие к искоренению беспорядков в православной Церкви.
Глава III. Борьба православия с протестантством и иезуитами и новые усиленные попытки к унии (1555–1589)
I. Митрополит Сильвестр Белькевич
В то время, когда Западнорусская Церковь доведена была, благодаря особенно самовластию над нею литовско-польских государей, до такого жалкого состояния и нравственного бессилия, пред нею явился новый враг, которого на первых порах она могла и не признать своим врагом, так как он непосредственно устремился против исконного ее врага – латинства. Этим новым врагом для православной Церкви в Литве и Польше, как и для латинской, было протестантство. Оно начало проникать в пределы Литвы и Польши еще в предшествовавший период излагаемой нами истории, но с наступлением настоящего действовало здесь уже со всею силою, так что нам необходимо теперь прежде всего ознакомиться с этим новым врагом Западнорусской Церкви.
По соседству Польши с Германиею, где в 1517 г. Лютер поднял знамя протеста против папских заблуждений и злоупотреблений, протестантские идеи вторгались в Польшу с изумительною быстротою и находили для себя здесь не менее подготовленную почву, как и в Германии. Главными проводниками для них служили сочинения Лютера, Кальвина и других реформаторов и потом воспитание польских юношей в германских университетах, особенно протестантских. В 1520 г. польское духовенство уже сочло нужным собраться в Пиотркове на Собор, на котором под председательством своего примаса, Гнезненского архиепископа Яна Ласского, строжайшим образом запретило для всех поляков чтение лютеранских и вообще еретических сочинений, и это запрещение подтверждало потом на таких же Соборах в Ленчице и Пиотркове, бывших в 1523, 1530 и 1532 гг. А польское правительство в том же 1520 г. сделало с своей стороны на торунском сейме постановление, которым запрещалось полякам «под страхом конфискации всего имения и вечного изгнания из отечества ввозить, продавать и употреблять книги Лютера». Но эти меры оказались недействительными. В самой столице Польши – Кракове, при тамошнем университете публично продавались сочинения Лютеровы, и многие читали их, увлекались ими, даже открыто принимали, проповедовали и защищали лютеранское учение, так что в 1523 г. король Сигизмунд I нашелся вынужденным издать краковскому воеводе Криштофу Шидловецкому универсал, в котором, указывая на все это, строго подтверждал, чтобы «никто не вносил в королевство книг Лютера или кого-либо из его последователей... никто под страхом смертной казни и конфискации всего имущества не осмеливался одобрять, а тем более проповедовать и распространять его зловредное и уже осужденное учение». Еще сильнее лютеранское движение обнаружилось в Данциге, где в 1524 г. пять латинских костелов обращены были в протестантские кирки, а вскоре возмутившимися жителями католичество ниспровергнуто и во всем городе, во всех его костелах и монастырях, и многие даже ксендзы, монахи и монахини отпали от Римской Церкви. В своем универсале 1526 г., направленном против этих беспорядков, Сигизмунд повелевал, чтобы латинская вера непременно была восстановлена во всем Данциге, чтобы отпавшие от нее ксендзы, монахи и монахини выехали из Польши в 24 часа под опасением в противном случае смертной казни и чтобы вообще все, кому не нравится оставаться в римской вере, выехали из отечества в течение двух недель во избежание также смертной казни и конфискации имущества. За Данцигом последовали Сандомир и другие польские города. В универсале 1534 г., данном на имя сандомирского каштеляна Петра Кмиты, король писал: «В королевстве явилось много людей, жадных до новизны, которые не только тайно, но и явно принимают и распространяют осужденные Соборами ереси... посылают своих молодых родственников в Виттенберг, чтобы они, напитавшись с молодости учением Лютера, тем с большим жаром по возвращении в отечество распространяли это учение, а иные по своей воле и по совету друзей нарочно ездят к Лютеру и другим начальникам новых сект, чтобы ближе узнать и усвоить себе их заблуждения». Затем король приказывал карать всякого, кто осмелится что-либо говорить или делать против Римской Церкви; подвергать изгнанию из отечества всех отправляющихся к Лютеру и другим реформаторам для изучения их заблуждений и пр. Наконец, в 1541 г. Сигизмунд издал общее постановление для всей Польши, которым запрещал приглашать в нее учителей из Германии и отпускать юношей в германские университеты, а всех заразившихся какою-либо ересью повелевал лишать дворянского достоинства и наказывать как виновных в оскорблении королевского величества и в измене отечеству. И хотя через два года юношам разрешено было ездить для науки в заграничные академии, но с тем чтобы они по возвращении на родину не привозили сюда запрещенных книг и не смели разглашать здесь новых учений.
В Литву протестантство могло проникнуть не только из Польши, но из самой Германии и особенно из соседних стран, Восточной Пруссии и Ливонии, с которыми Вильна и другие литовские города находились в ближайших торговых сношениях: в Риге Реформация водворилась в 1522 г. и затем в Дерпте, Ревеле и других местах Ливонии, и взволнованный народ, опустошая и разоряя латинские костелы, сжег и находившиеся там русские церкви, а восточные пруссы приняли лютеранское учение в 1525 г. вслед за своим великим магистром Альбертом, который, ревнуя о новой вере, приказал впоследствии перевесть на литовский язык разные лютеранские книги и распространять их между литовцами, особенно на Жмуди. Как бы то ни было, только в 1535 г. Сигизмунд издал в Вильне для всего великого княжества Литовского первый декрет, направленный против последователей лютеранства, совершенно подобный по строгости и угрозам тем декретам, какие прежде изданы были королем для Польши. А около 1539 г. явился в Литве и открытый проповедник лютеранизма Авраам Кульва. Он был родом литвин, получил образование в Германии и, возвратившись в отечество с ученою степенью доктора богословия и с званием ксендза, начал, однако ж, распространять в Вильне не римское, но лютеранское учение не только с церковной кафедры, но и в школе, в которой собиралось до 60 учеников, и увлек многих. По просьбе Виленского бискупа Павла Гольшанского король дал грамоту (1542), чтобы Кульва предстал на духовный суд или был представлен силою, и Кульва счел за лучшее тайно удалиться из Вильны и потом по воле прусского магистра Альберта I занял кафедру богословия в только что основанном Кенигсбергском университете. Между тем Сигизмунд распространил в 1541 г. и на Литву свой декрет, изданный тогда для Польши, которым запрещалось вызывать учителей из Германии, посылать туда юношей для образования и заразившиеся ересию лишались дворянства, а в следующем году подтвердил за всеми литовскими бискупами власть судить еретиков и подвергать их наказаниям согласно с королевскими декретами. Но все эти запрещения и подтверждения не могли ничего сделать, особенно с 1544 г., когда старый король по просьбе литовцев передал власть над великим княжеством Литовским сыну своему Сигизмунду Августу, который тогда же и переселился в Вильну. Воспитанный в такое время, когда протестантские идеи были господствующими во всей Европе, и с детства находясь под влиянием людей, проникнутых этими идеями, каков был, например, духовник матери его королевы Боны Франциск Лисманини, родом с острова Корфу, по языку итальянец, который в домашнем придворном кругу смело проповедовал не только лютеранство и кальвинизм, но и социнианское, или антитринитарское, учение, новый великий князь Литвы не скрывал своей расположенности к церковной реформе. Он окружил себя в Вильне лицами свободного образа мыслей; из его собственной библиотеки раздавались для чтения желающим сочинения Лютера, Кальвина и других реформаторов; его придворные проповедники Козьминчик и Дискордия безбоязненно распространяли в народе новое учение, несмотря на все угрозы и противодействия со стороны латинского духовенства. А когда Сигизмунд Август по смерти своего отца (1548) сделался единственным государем не только литовским, но и польским, тогда хотя вследствие политических соображений должен был несколько изменить свой образ действий по отношению к религии, особенно в Польше, но в Литве он не переставал покровительствовать протестантизму. Нам нет нужды говорить, как распространялось потом протестантство в Польше в его различных видах, какие меры против него принимало польское духовенство, какие строгие указы издавал против него сам король. Но заметим, что оно проникло и в Галицию и там касалось не одних поляков и немцев, а и православных, почему Цареградский патриарх, посылая по приглашению папы на Тридентийский Собор своего легата, архиепископа Галатии, поручил ему заехать к литовско-польскому королю Сигизмунду Августу и просить его, чтобы он не позволял еретикам в Галицкой Руси увлекать православных. Архиепископ этот в пятидесятых годах XVI в. посетил сначала Львов, потом Вильну и оттуда отправился в Тридент. В Литовском великом княжестве при Сигизмунде Августе кроме богемских, или моравских, братьев, последователей гуситизма, существовавших, равно как и в Польше, еще от прежнего времени в небольшом числе, успели распространиться и утвердиться преимущественно три протестантские секты: лютеранство, кальвинизм и антитринитарство, или социнианство.