В Минске православные чувствовали себя более сильными, нежели в Вильне, - и эту силу свою проявляли в самой городской ратуше. Еще прежде (в 1631 г.) униаты жаловались королю, что их в Минске не допускают на службу в ратуше, и король Сигизмунд требовал за это к своему суду православных минских бурмистров, райцев и лавников. В половине 1635 г. новый король по жалобе латинян также дал приказ, чтобы в число членов минской ратуши избирались и последователи римского исповедания. Между тем к концу года королю сделалось известным, что в ратушу эту не был избран никто ни из латинян, ни из униатов, а все должности в ней заняты православными. Тогда король вновь приказал (14 декабря), чтобы на будущий год непременно были избраны в число минских бурмистров, райцев и лавников и люди римской и униатской веры и даже заняли в ратуше первые места. В том же 1635 г. митрополит Петр Могила, объезжая свою обширную епархию и посетив многие места ее в великом княжестве Литовском, прибыл в Минск и, как сам засвидетельствовал, нашел здесь между духовными и светскими людьми, а особенно между иноками и инокинями, великую ревность и приверженность к старожитному святому восточному благочестию и немало утешился. Игуменья Минского женского монастыря Евгения Шембелевна, воспользовавшись личным присутствием в Минске своего архипастыря, просила его подтвердить грамоту, данную ей прежде митрополитом Иовом Борецким на благословение обители. Петр Могила охотно выдал почтенной старице новую благословенную грамоту (от 13 июня 1635 г.), в которой, подтвердив прежнюю во всех частях, прибавил еще, чтобы игуменья для удобнейшего надзора за сестрами имела у себя наместницу, а для суда над ними избирала себе трех помощниц из разумнейших сестер и в случаях нужды спрашивала совета у игумена минского Петропавловского монастыря, с апелляциями же назначил обращаться к настоятелю виленского Свято-Духовского монастыря, которому Петропавловский минский был подчинен. Первосвятитель оставался в Минске несколько дней, и при нем приехал туда же и униатский митрополит Велямин Рутский. Случилось так, что в самый день его приезда, 17 (27) июня, когда все униатское духовенство вышло для встречи его за город, петропавловский инок Елисей Илковский, бывший прежде в унии, напал с несколькими своими помощниками на дом униатского священника Григория Герасимовича, находившийся в Вознесенском монастыре, и в отсутствие хозяина будто бы перебил в доме окна, разломал замки и двери, отыскивая какого-то бежавшего "хлопца". А чрез несколько часов вновь явился, уже с возным и с слугами самого митрополита Петра Могилы, и опять сделал нападение на тот же дом священника и искал своего хлопца и в избе, и в коморах. Услышав об этом, Рутский присылал просить Могилу, чтобы он оказал обиженному священнику справедливость. Могила обещал разобрать дело и для того назначил 19 (29) число июня. Но когда священник явился для разбирательства дела пред лицо Петра Могилы, окруженного духовными и светскими особами, то будто бы услышал от них только укоры и хулы и с бесчестием должен был удалиться: верно, он был найден действительно виновным в укрывательстве бежавшего хлопца. На минский Петропавловский монастырь по временам делались пожертвования и вклады: в 1634 г. какой-то пан Николай Григорьевич Деревоед завещал на этот монастырь тридцать коп грошей и на госпиталь при нем тридцать коп грошей; в 1635 г. минский войский Адам Стефанович Ванкович - на монастырь сто коп грошей, да на госпиталь десять коп грошей. А в 1643 г. витебский воевода Христофор Кишка и жена его Екатерина Жилинская выдали настоятелю минского Петропавловского монастыря удостоверение, что недавно скончавшийся князь Иван Огинский, кастелян мстиславский, за которым прежде эта Екатерина Жилинская состояла в замужестве, завещал тому монастырю два пляца в Минске и что оба пляца непременно перейдут во владение монастыря по смерти ее, Екатерины, и ее теперешнего мужа. Женский же монастырь в Минске содержался преимущественно на те вклады, какие приносили сами сестры при вступлении своем в монастырь, как видно из завещания основательницы и первой игуменьи его Евгении Шембелевны (1637). Сама она кроме тех денег, на которые куплены были для монастыря домы и пляцы в Минске, внесла при поступлении своем четыреста коп грошей литовских, две племянницы ее - по триста коп грошей, панна Захаревская - четыреста коп грошей, дочь минского земского судьи Мартина Володковича - сто коп грошей и дом, купленный ее отцом для монастыря, и пр., так что всей вкладной суммы составилось 3490 коп грошей. Из этих денег монастырь употребил пять с половиною тысяч злотых польских на покупку одного фольварка и шесть тысяч на покупку другого... Замечательно, что, несмотря на довольно благоприятные тогда для православия обстоятельства в крае, игуменья Евгения не была уверена в безопасности и долговечности своей обители и завещала, что если на обитель сделано будет от кого-либо великое гонение и оставаться в ней окажется невозможным, то сестры разделили бы между собою всю вкладную монастырскую сумму поровну и разошлись. В Минском повете, в имении своем Прилуках, при церкви Святой Троицы, где погребены были весьма многие из князей Заславских, Вишневецких, Горских и других дворян, жена брацлавского подкомория Вильгельма Стеткевича Анна Огинская основала (28 декабря 1635 г.) небольшой монастырь, всего на пять человек, подарила ему сельцо Слухочичи с крестьянами, землями и разными угодиями и отдала этот монастырь под власть минского Петропавловского настоятеля, так чтобы он с благословения митрополита Петра Могилы и назначал игумена в Прилуцкий монастырек, и имел право суда над всею прилуцкою братиею и ее игуменом. Первым игуменом в этом монастыре был отец Иосиф Грукович, который и введен был (26 января 1636 г.) во владение сельцом, подаренным монастырю его основательницею.