Не знаем, под каким условием согласился Цареградский патриарх утвердить и рукоположить митрополита Кирилла II, избранного в России, и затем под каким условием он утвердил и рукоположил святителя Петра, также избранного в России. Но по случаю утверждения в митрополитском сане святителя Алексия, избранного в России, состоялось в Константинополе соборное определение, выраженное в следующей грамоте патриарха Филофея: «Святая кафолическая и апостольская Божия Церковь по данной ей свыше благодатию Христовою необоримой силе и крепости, всегда и все устрояющая к полезнейшему, показывает свою заботливость и попечение о всех, повсюду обретающихся святейших Церквах, чтобы они были руководимы и управляемы хорошо и по закону Божию; в особенности же заботится и печется о тех святейших Церквах, которые находятся в дальнем расстоянии и отличаются многочисленностию народа и величием царской власти, исполняя в отношении к ним то, что ей прилично и что составляет ее обязанность, а всего более стараясь об освящении и пользе душ. Посему-то и святейшую митрополию Киева и всей России, которая имеет многую и великую власть и населена многочисленным христоименитым народом и в которой прославляется имя Божие, святая Божия Церковь в великой содержит чести и всяким образом желает о ней заботиться, ей содействовать и помогать, тем более что вблизи ее пределов есть много нечестивых и огнепоклонников. И потому, как в прежние времена в многообразных и благих видах попечения о ней, Церковь поставляла на ее иерархическое предстоятельство с подобающею осмотрительностию знаменитых и обладающих многими преимуществами священных мужей, так подобным образом и ныне она имела великое старание найти и избрать из числа живущих в богознаменитом, богохранимом и богопрославленном Константинополе мужа, известного и сияющего добродетелию, отличного и славного по силе слова, опытного в священных канонах и основательно знающего благочестивые законы, и, поставив его архиереем, послать отсюда для хорошего и надлежащего управления помянутою святейшею Церковию…» Остановимся. В приведенных словах, очевидно, выражено то начало, которым постоянно руководствовались Цареградские патриархи при назначении архипастырей для Русской Церкви с самого ее основания. Каково же это начало? Нельзя вполне не согласиться с тою мыслию, что чем многолюднее была Церковь Русская и отдаленнее от главного центра ее высшего управления, чем более угрожало ей опасностей со стороны соседних язычников, тем естественнее и обязательнее было для патриархов давать ей митрополитов самых благонадежных и достойных как по образованию и добродетели, так особенно по архипастырской ревности. Но следует ли отсюда, что таких митрополитов патриархи должны были избирать для Русской Церкви только в Греции и Константинополе, а не в России? Пусть это еще могло быть необходимым в первое столетие, но ужели ж оставалось необходимым и в три последующие столетия нашей церковной жизни? Греция отнюдь не была тогда так богата достойными кандидатами для занятия высших степеней церковной иерархии и Россия не была так бедна. Случалось, что и на патриаршую кафедру в Константинополе избирали людей и малоученых, и малоспособных, и невысокой нравственности. А из числа 25 митрополитов, присланных к нам из Греции в первые четыре с половиною века, едва можем насчитать пять-шесть иерархов, которые отличались просвещением и благочестием, все же прочие (кроме служения церковного и управления) ничем не заявили себя и не оставили почти никакого следа в нашей истории; один даже (Иоанн III) был, по выражению современного летописца, «некнижен, и умом прост, и просторек». Между тем как из шести русских по происхождению митрополитов, бывших у нас в тот же период, все, кроме Пимена, известны и по достаточному образованию и по благочестию или, по крайней мере, по благочестию. И без всякого труда можно указать еще теперь на природных русских иерархов того времени, которые могли бы с честию занимать кафедру Русской митрополии, каковы Нифонт Новгородский, Кирилл Туровский, Симон Владимирский, Кирилл Ростовский, не упоминаем уже о наших великих иноках-подвижниках. В приведенных словах патриаршей грамоты говорится, будто патриархи каждый раз старались присылать к нам из Константинополя митрополита, отличного по силе слова и опытного в священных канонах. Но если бы и действительно таковы были присылаемые к нам митрополиты-греки, какую пользу могли приносить они русским своим красноречием, когда сами не знали по-русски и по-славянски? За исключением двух-трех из этих митрополитов, от которых сохранились памятники их благовестия, о всех прочих даже не замечено в летописи, говорили ли они когда-либо поучения к народу. А о природных Русских митрополитах, Иларионе, Кирилле, Петре, Алексии, мы знаем достоверно, что они проповедовали народу, и их проповедь, без сомнения, была ему понятна. Допустим также, что митрополиты, присылавшиеся к нам из Греции, быть может, и обладали основательными познаниями в церковных канонах, но они нимало не содействовали распространению этих познаний между русскими и, привозя с собою и для себя греческие списки Кормчей, не позаботились в продолжение двух с половиною веков ввести во всеобщее употребление в России славянскую Кормчую. Уже митрополит Кирилл II, родом русский, достал список этой последней Кормчей от болгарского деспота, и с того времени списки ее начали умножаться в нашей Церкви. Но послушаем далее грамоту патриарха. «А так как, – продолжает он, – боголюбезнейший епископ Владимирский кир Алексий, рожденный и воспитанный в тех пределах и преданный благочестию и добродетели, пользовался духовною любовию и расположением и от преосвященного архиерея всей России кир Феогноста, который избрал его на это иерархическое начальство, доверил ему, как способному, начальствовать над душами, и (управлять) делами, и пользоваться его правами и возвел его в достоинство епископа; так как почивший архиерей кир Феогност, зная его таковым по самому опыту и по делам, отнесся писанием к (нашей) святейшей и великой Божией Церкви, представляя его как достойного и способного управлять иерархически и самою святейшею митрополиею Киевскою и всея России, что и мы после обычного тщательнейшего расследования нашли совершенно справедливым и согласным с свидетельствами о нем (Алексии) возвращающихся оттуда сюда римлян (греков) и с похвальными отзывами о нем самих россиян, приходивших сюда в разное время; наконец, так как и благороднейший великий князь, вожделеннейший и возлюбленнейший о Господе сын нашей мерности кир Иоанн писал о нем к державнейшему и благочестивейшему моему императору и к святой великой Божией Церкви, то мы, хотя это вовсе необычно и небезопасно для Церкви, основываясь на таких достоверных и согласных свидетельствах и на добродетельной богоугодной его жизни, рассудили, да будет так, впрочем только в отношении к нему одному – кир Алексию. Но отнюдь не соизволяем и не полагаем, чтобы впоследствии и кто-нибудь другой из обитающих в России был там архиереем; напротив, пусть поставляется туда только из сего богознаменитого и богопрославленного и благоденственного Константинополя муж, украшенный добродетелию и благими нравами, известный и воспитанный по сказанному в силе слова и опытном знании церковных законов, чтобы сам собою, не нуждаясь ни в ком со стороны, удобно мог и представляющиеся канонические вопросы решать с соблюдением церковных правил и живущий там христоименитый народ приводить к спасительной пажити. Мы определяем, чтобы и преемники наши на патриаршем престоле соблюдали это наше постановление хорошее и весьма полезное в домостроительстве Божией Церкви. Посему мерность наша вместе с находящимся при нас священным и Божественным Собором сошедшихся сюда преосвященных архиереев, честнейших возлюбленных о Господе братий и сослужителей наших: Халкидонского, Меленикского, Понтоираклийского, Родосского, Христопольского, Митиленского, Апрского, Мадитского, Каллиопольского, Тенедского, Гарельского и Ексамильского, поставила сего кир Алексия полным митрополитом Киева и всея России, переместивши и возведши его на этот престол как больший по присущей ему добродетели и прочим духовным совершенствам, как выше писано, с согласия и разрешения державного и благочестивейшего моего императора, мужественного воителя и хранителя церковного благоденствия, и благочиния, и Божественных и благочестивых догматов. И так возведенный и поставленный в совершенного митрополита Киевского и всея России по церковному и каноническому чиноположению и из начала сохраненному преданию, посылается этот преосвященный митрополит Киева и всея России кир Алексий, возлюбленный во Святом Духе брат и сослужитель нашей мерности, избирается и отправляется туда архиереем так, как бы один из здешних…» и прочее. Здесь невольно чувствуется опять несправедливость. Если в России нашелся человек, каков святой Алексий, которого и в России и в Греции признали достойным митрополитского сана; если для патриарха оказалась возможность убедиться в его способности к управлению Русскою Церковию, то не естественно ли было ожидать такого постановления, что и на будущее время, когда в Росси