и будут избираться подобные же люди для занятия митрополитской кафедры, патриарх никогда не откажется утверждать их на этой кафедре, разумеется, после надлежащего удостоверения в их способностях и достоинствах? А патриарх, напротив, постановляет, что возведение Алексия на Русскую митрополию пусть считается только исключением из правила, что впоследствии никто другой из обитающих в России не будет удостоен этого и что на будущее время митрополиты должны посылаться в Россию непременно из Константинополя, – мужи украшенные добродетелию, сильные словом и опытные в знании церковных законов. Не выражает ли этим патриарх, что между русскими в последующее время уже не могут являться подобные достойные люди или что если бы они и явились когда-либо, то они не могут и не должны быть возводимы на митрополию Русской Церкви потому единственно, что родились в России, а не в Греции, не в Константинополе? «Это необычно и небезопасно», – замечает патриарх. Необычно – так, хотя святой Алексий был уже третий митрополит, избранный в России и утвержденный патриархом. Небезопасно – с этим вполне согласиться нельзя. Избрание и поставление митрополита из русских для Русской Церкви могло бы быть небезопасным только в таком случае, когда бы избрание происходило без всякого разбора, а поставление без всякого удостоверения в личных качествах и благонадежности избранного. Но в таком случае и избрание грека на митрополию Русскую, хотя бы он был из самого Константинополя, могло бы столько же быть небезопасным. А надобно иметь в виду русских, подобных митрополитам Кириллу II, Петру и Алексию, вполне способных к управлению Церковию, избранных и поставленных с надлежащею осмотрительностию и после строгого испытания. От таких митрополитов Русских, без сомнения, нельзя было бы ожидать ничего опасного и худого для церковного управления, напротив, следовало бы ожидать только доброго и полезного. Скажем более: такие митрополиты Русские были бы несравненно полезнее для Русской Церкви и более бы соответствовали своей цели, нежели митрополиты, присылавшиеся из Греции. Принадлежа и по рождению и по воспитанию иной стране, избранные и поставленные Греческим патриархом с согласия греческого императора, митрополиты-греки, хотя, конечно, могли по сознанию своего пастырского долга и по христианской любви ревностно заботиться о Русской Церкви, но сердце их естественно более лежало к их родине, нежели к России, и они скорее и охотнее могли преследовать интересы своих соотечественников, своего государя и патриарха, нежели интересы русских князей и народа. Русские, с своей стороны, неизбежно должны были видеть в этих митрополитах пришельцев, чуждых им по языку и по всему другому, и хотя глубоко уважали их сан, но не могли питать к ним искреннего, родственного влечения и сочувствия. Совсем иное было бы при митрополитах Русских. И они сами имели бы более побуждений трудиться с полным усердием и любовию для родной Церкви и своего народа, и народ естественно более бы понимал их, более им сочувствовал, более любил их и повиновался им. Примеры святого Петра и особенно святого Алексия, этого великого патриота, который столько сделал не только для духовного, но и для гражданского блага своего отечества, служат тому живым свидетельством. Митрополиты в России получали очень богатое содержание. На что ж употребляли его митрополиты-греки? Мы не знаем, чтобы они уделяли хоть часть его на пользу России, например для построения церквей, монастырей, кроме того случая, что митрополит Фотии основал для себя на своей митрополитской земле небольшой монастырек – Новинский. Всего вероятнее, они отсылали свои избытки в Константинополь, в казну патриаршую и даже царскую. Невольно припоминаются здесь, может быть, резкие, но едва ли не правдивые слова Витовта: «И то есмы на них (императоре и патриархе) гораздо познали, што ж они хотят того, штобы по своей воли ставити митрополита, по накупу, хто ся у них накупит на митрополью, штобы таковый в их воли был, зде бы грабя, пусто чиня, а к ним выносил». Недаром же патриарх Иосиф незадолго до Флорентийского Собора, рассуждая с приближенными своими, что можно бы открыть Вселенский Собор не в Италии, а в Константинополе, говорил: «Кто приедет сюда с Запада, тот не будет иметь нужды в нашем вспоможении. Но если бы и потребовалось для того до ста тысяч аспров, можно было бы собрать с епископов. Митрополит Русский один привезет такую сумму. Из нее император может взять до двадцати тысяч; столько же может он получить и с архиепископов Грузинского и Пекского (Сербского). Восточные патриархи могут дать по две тысячи или, по крайней мере, по тысяче флоринов, из наших богатые дадут по 1000, другие – по 600, иные – по 300 и по 100 аспров». Отсюда можно заключать, что Русская митрополия считалась богатейшею из всех митрополий и епархий Вселенского патриарха и что от Русских митрополитов в Константинополе привыкли ожидать огромных приношений и пожертвований. Не здесь ли скрывается самая тайная, но и самая главная причина, почему патриархи так долго и так упорно держались обычая назначать в Россию митрополитов-греков из числа своих приближенных? Конечно, и митрополиты, выбранные из среды русских, могли по временам посылать дары в казну патриаршую, но с большею охотою они жертвовали свои избытки на пользу своей Церкви и отечества. Например, митрополит Ефрем построил в Переяславле и других местах несколько церквей, устроил общественные больницы, странноприимницы и оградил город каменною стеною; святой Петр митрополит соорудил первый каменный храм в Москве; святой Алексий устроил на свой счет четыре монастыря. Если бы патриархи Константинопольские действительно имели в виду только благо Русской Церкви, то им следовало бы поставлять на Русскую митрополию преимущественно, если не исключительно, из русских; следовало бы употреблять все меры, чтобы в самой России могли приготовляться достойнейшие кандидаты для этого высокого сана; следовало бы постоянно и настоятельно внушать и князьям и иерархам русским, чтобы они заводили училища и заботились о распространении просвещения, особенно в духовенстве. Между тем в продолжение четырех с половиною веков мы не видим ничего подобного со стороны Цареградских патриархов. И по прошествии такого длинного периода, в который Россия находилась под их преобладающим влиянием и руководством, она осталась почти на той же степени духовного развития, на какую вступила еще в первое столетие после принятия христианства.