Первая мера во дни великого князя Василия Ивановича и митрополита Варлаама состояла в том, что поручили пересмотреть и исправить церковные книги Максиму Греку. К сожалению, Максим, знаток греческого и латинского языков, мало еще знал тогда по-русски и нуждался в пособии русских переводчиков, знавших только по-латыни. Неизбежны были взаимные недоразумения, неточности в переводе, даже ошибки, так что исправления Максима показались некоторым не исправлениями, а новою порчею церковных книг. И Максим, вследствие также других неблагоприятных для него обстоятельств, вскоре подвергся церковной опале, работа его по исправлению книг прекратилась, и для потомства не сохранилось даже следов ее.
Стоглавый Собор в ответ на заявление государя о неисправности церковных книг указал другую меру к исправлению их. Он постановил: а) протоиереям и старшим священникам вместе со всеми священниками в каждом городе осматривать по всем церквам священные и церковные книги и если где найдут книги неисправные и с описками, то исправлять такие книги соборне с добрых переводов, т. е. с хороших списков; б) приказывать писцам, которые по городам книги пишут, чтобы они писали с добрых переводов, и по написании непременно исправляли вновь написанные экземпляры, и тогда-то уже продавали, а неисправленных списков отнюдь не продавать и никому не покупать; в) если же, несмотря на запрещение, неисправленные книги будут кем-либо проданы и куплены, то книги эти отбирать даром и по исправлении отдавать в церкви, которые скудны книгами (Стоглав. Гл. 27 и 28). Но и эта мера не могла привести к добрым последствиям. Собор приказал исправлять церковные книги с добрых переводов, т. е. по хорошим спискам, но этих хороших списков не указал и не разослал хотя бы по одному экземпляру в каждый город для руководства. Следовательно, самим протоиереям и священникам в каждом городе оставалось избирать для себя образцовый список и по нем поверять прочие списки, и неизбежно, сколько было городов, столько же должно было явиться и образцовых списков для поверки наших богослужебных книг. Да и чем могли руководиться при выборе этих образцовых списков? Всего скорее и надежнее их относительною древностию. Но известно, что и древние списки наших церковных книг несходны между собою и не чужды ошибок. А с другой стороны, все ли тогдашние протоиереи и священники при общей малограмотности в нашем духовенстве в состоянии были избрать для себя такой список и по нем соборне исправлять другие списки? Не говорим уже о жалких писцах, которым также вменяемо было в обязанность иметь у себя хорошие списки и с них писать и поверять новые списки.
Надобно присовокупить, что Стоглавый Собор, преподав общее правило, как исправлять богослужебные книги, попытался и сам сделать в них некоторые исправления как бы для примера другим, но сам же первый и нарушил данное им правило и вообще показал свою неспособность к этому делу. Так, в своем «указе Божественныя службы», т. е. литургии, он прежде всего поместил входные тропари, или молитвы, но в числе их находятся и такие, которых мы напрасно стали бы искать в прежних «добрых переводах», да и вообще в прежних списках литургии, следовательно, поместил и прибавил самовольно (Стоглав. Гл. 9). Излагая чин проскомидии, повелел вынимать из третьей просфоры часть Предтечи «такову же, якоже Пречистыя» (гл. 9), а в другом месте постановил, что эта Предтечева часть должна быть «мало поменьши» Богородичной (гл. 41, вопрос 11). Пересматривая чин самой литургии, остановился на некоторых ектениях и заметил, что «негораздо» говорят: «О архиепископе нашем (имя) и о честном его пресвитерстве», а надобно говорить: «О архиепископе нашем честнаго его пресвитерства, и еже о Христе диаконства, и всего причта»; также надобно говорить: «День весь совершен, свят, мирен, безгрешен испросивши себе и друг другу и весь живот наш Христу Богу предадим», и еще: «Единение веры и причастие Св. Духа испросивше себе и друг другу и весь живот наш Христу Богу предадим» (гл. 9). Между тем как по переводу с подлинного текста следует именно произносить: «О архиепископе нашем, честном пресвитерстве, о Христе диаконстве» и пр., равно как «Сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим». Отцы Собора, очевидно, не знали греческого текста или не обращались к нему. В Символе веры Собор обратил внимание на осмой член и постановил: «Глаголется: «И в Духа Святаго, истинного и Животворящаго» – ино то гораздо; неции же глаголют: «И в Духа Святаго, Господа истинного» – ино то негораздо; едино глаголати: или Господа, или истинного» (гл. 9). Справедливо Собор осудил чтение: Господа истинного, доселе содержимое нашими раскольниками, потому что чрез это чтение прибавляется лишнее слово к Символу веры, и этого чтения не встречаем в наших рукописях до XVI в. Но не совсем справедливо признал безразличным, читать ли Господа, или читать истинного. Если бы Собор обратился к древним добрым переводам, то увидел бы, что в списках Символа XI-XIV вв. читалось: «И в Духа Святаго, Господа Животворящаго» или: «И в Святый Дух Господень и в Животворящий» и что это чтение сохранялось и в некоторых списках XV и даже XVI в., а чтение: «и в Духа Святаго, истинного», сколько доселе известно, началось лишь с конца XIV или начала XV в. и, постепенно распространяясь, сделалось господствующим только в XVI столетии. А потому, конечно, отдал бы предпочтение первому чтению пред последним.