Глава VIII. Вера и нравственность
I. Приверженность русских к своей вере и слабые о ней познания; примеры обширных познаний о вере и недостатки этих познаний
Русские XV – XVI в. были необычайно привержены к своей вере, по свидетельству иностранцев, и считали ее только одну истинно христианскою и лучшею из всех вер. Но русские тогда почти не знали своей веры, по крайней мере отчетливо и основательно. Невежество не только не уменьшалось в России, а еще увеличивалось: школы если и существовали кое-где, то самые жалкие, и не было между ними даже таких, какие бывали прежде в Москве и других городах. Сами пастыри Церкви в большинстве едва умели читать и писать, и в кругу архипастырей встречались лица, которые не в состоянии были отвечать, сколько было евангелистов, и подобное. Такие пастыри не могли сами проповедовать веры и действительно не проповедовали ее, справедливо опасаясь, чтобы при своем невежестве не впасть в какую-либо ересь, а обязывались только читать в церквах на поучение православным христианам готовые книги: толковое Евангелие – в древнем славянском переводе, едва понятном для народа; Златоуст – сборник из сочинений Златоуста и других святых отцов, в том числе и из подложных; Пролог и вообще жития святых – без всякой проверки и разбора. Для людей грамотных и со здравым природным смыслом существовала, конечно, и тогда полная возможность изучать и знать истины православия: были у нас на родном языке и слово Божие, и книга Кормчая, и разные творения вселенских учителей: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, и Богословие Иоанна Дамаскина, и сочинения многих других отцов и учителей Церкви. И мы видели в истории нашей духовной литературы за настоящий период несколько таких лиц, обладавших обширною богословскою начитанностию, которые правильно понимали и раскрывали православные догматы – о Пресвятой Троице, о таинстве Воплощения и искупления, о священном предании, о почитании святых, о поклонении иконам и пр. Видели, однако ж, вместе с тем, что и эти люди, более других образованные, но лишенные всяких пособий науки, не были чужды важных недостатков в области веры и богословия, не умели различать существенного в делах веры от несущественного, более важного от менее важного и совсем неважного, догматических преданий от обрядовых; с одинаковым уважением относились и к Священному Писанию, и к писаниям святых отцов, и к житиям святых, и к сказаниям разных Патериков, и вообще к сочинениям всякого рода, более или менее касавшимся веры и благочестия, и все называли «Божественным писанием», из всего старались черпать для себя мысли и доказательства для своего учения; наравне ставили и правила святых апостолов, святых Соборов и святых отцов, и толкования на эти правила, явившиеся впоследствии, и даже градские законы греческих императоров, вошедшие вместе с другими дополнительными статьями в состав Кормчей, и все считали неизменяемым, неприкосновенным, и, наконец, что всего важнее, не имели средств распознавать подложные сочинения от подлинных, и с одинаковым доверием пользовались теми и другими. А подложных сочинений под именами то пророков, то апостолов, то святых отцов, особенно Златоуста, Григория Богослова, Ефрема Сирина, Феодорита, вращалось у нас немало, и умножению их, несомненно, способствовали тогда, по свидетельству современника, наши домашние «лжесловесники», которые, составляя разные сказания по своему суемудрию, намеренно прикрывали их именами отцов, чтобы удобнее распространять в народе.