Но как могло случиться, что в одно время вдруг явились ко Владимиру послы с таких разных сторон — по какому тайному сочувствию? [*568] Могло случиться очень просто. Нужно было прийти к Владимиру только первым послам болгарским с предложениями о вере, — а мы видели, как естественно было такое посольство, — и миссионер римский, действовавший тогда, по свидетельству одного современника, в России, может быть даже по соседству с Киевом, услышавши об этом, равно как о расположении нашего князя слушать подобные предложения, мог вдруг же поспешить к нему со своею проповедию. Евреи, производившие торговлю в Киеве, заметивши обе эти попытки, немедленно могли вызвать сюда своих проповедников из Хазарии, а киевские христиане также немедленно пригласить философа из Греции. И замечательно, что греческий философ, прибывши к Владимиру, сказал только: «Мы слышали, что к тебе приходили послы болгарские и римские», — а о послах еврейских еще не знал и уже услышал от самого Владимира. Должно быть, последние приходили в Киев уже после того, как здешними христианами послана была весть в Грецию о бывших дотоле проповедниках, и когда греческий философ находился уже на пути в Россию, — прямое указание на то, что миссионеры приходили к Владимиру одни за другими очень скоро! Справедливость требует заметить еще, что они отнюдь не в одно время и не вдруг явились к нашему князю, а являлись преемственно в продолжение целого 986 г.
Можно ли допустить, чтобы послы беседовали с Владимиром точно так, как изображает преподобный Нестор? Во всех подробностях, без сомнения, нельзя: подобного рода точность могла бы иметь место только в таком случае, когда бы кто-либо записал эти беседы в то самое время, как они происходили, непосредственно из слов беседовавших. Но, по крайней мере, в основаниях этих бесед, уже посредственно дошедших до того, кто первый записал их, нельзя не признать истины: так все они приличны людям беседовавшим и справедливы, за исключением разве некоторых вопросов и замечаний Владимира послам еврейским и немногих слов греческого философа о магометанах! Речь послов болгарских к Владимиру весьма естественна: они знали слабую сторону князя и хорошо понимали, чем особенно их вера может привлекать к себе подобных людей. Равно и резкий ответ им Владимира о вине для Руси совершенно сообразен с тогдашними понятиями и обстоятельствами и мог буквально переходить из уст в уста и сохраниться до преподобного Нестора. Нет причины отвергать подлинность ответа Владимирова и к послам римским: он мог указывать на посольство западных миссионеров к великой княгине Ольге и Ярополку. Вопросы Владимира греческому философу, в продолжение длинной речи последнего, как нельзя более естественны: они невольно могут возникнуть в уме человека здравомысленного, когда он в первый раз с углублением внимает чудным таинствам христианского откровения. Столько же естественна и самая речь философа, и ее обширность, после того как великий князь высказал ему желание познакомиться с сущностию христианства. Наконец, ничего не может быть естественнее того, что философ, оканчивая свою проповедь повествованием о Страшном Суде, внезапно показал князю картину сего Суда, исторг из груди его невольный вздох и породил в нем желание стать от страны избранных и креститься. Пусть существует предание, что подобным же образом еще прежде обращен был к христианству один царь болгарский, — это не дает нам права заключать, будто такой же случай не мог повториться у нас и что только по ошибке перенесен был он на нашего великого князя [*569]. Напротив, естественнее думать, что греческий философ, зная из прежних опытов, как сильно действует на грубых язычников картина Страшного Суда, с намерением позаботился употребить сие испытанное средство при обращении Владимира. И когда князь, долго слушавший его беседу, сильно углубился в размышления, неудивительно, если внезапность этой картины поразила его в высшей степени.