После завоевания боярско-вечевой Новгородской республики (в 1471 году) перед князем Иваном III неумолимо встал вопрос о секуляризации церковных земель, поскольку дарить преданным людям уже было нечего, а Новгородское архиепископство было самой крупной епархией на Руси. Сначала московский князь потребовал себе половину всех церковных земель в Новгороде, а когда новгородские бояре принесли ему списки подлежащих отчуждению волостей, «смилостивился», «у владыки половины волостей не взял, а взял десять волостей». Покушение на церковное имущество всегда считалось на Руси святотатством. Проводя конфискацию, Иван III не мог рассчитывать на сочувствие митрополита и высших иерархов церкви. В этих конфликтах среди сторонников государя выделялись ростовский епископ Вассиан Рыло, чудовский архимандрит Геннадий Гонзов, старцы Кирилло-Белозерского монастыря Паисий Ярославов и Нил Сорский, среди противников – митрополит Геронтий и игумен Иосиф Санин (Волоцкий).
Нил Сорский и Иосиф Волоцкий возглавили два направления церковной мысли, получившие в поздней историографии, соответственно, наименование нестяжателей и иосифлян (от имени Иосиф). Тут надо заметить, что сама номинация нестяжателей – как одной из сторон конфликта – имеет условный характер, потому что принцип нестяжательства исповедовали и те, и другие. Главное различие двух течений заключалось в определении сферы его применения. Идея нестяжательства имела несколько значений: «во-первых, это общехристианская добродетель, основанная на евангельских принципах; во-вторых, это одна из трёх монашеских норм (нестяжание, послушание, целомудрие); в-третьих, критика экономических порядков в монастырях, прежде всего практики владения сёлами; в-четвёртых, требование секуляризации монастырской земельной собственности» (см. Н. В. Синицына. Спорные вопросы истории нестяжательства или о логике исторического доказательства. М., 1990).
Нил Сорский отрицал стяжание не только применительно к каждому монаху, но и к обители в целом. Его идеей было искание безмолвия и тишины, уход из мира к правде внутреннего духовного «делания», что вело к преодолению мирских пристрастий, но также и забвению нужд и потребностей мира. «Очисти келью твою, – поучал он, – и скудность вещей научит тя воздержанию. Возлюби нищету, и нестяжание, и смирение». Общение с Богом достигается внутренним озарением, состоянием фаворского света. Для такого общения надо погрузиться в себя, достигнуть внутреннего безмолвия, лишь повторяя: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя». Вместе с тем, блаженное состояние не должно отнимать у подвижника всё его время, – считал он, – потому что часть его нужно посвящать ближним, «да имут время и о братии упражнятися, и промышляти словом служения».
Иосиф Волоцкий выступал как поборник другого религиозного взгляда. В монашеской жизни он ясно видел её социальное предназначение. Решительно отвергая стяжание как средство личного обогащения, он отстаивал собственность и богатства монастырской общины, рассматривая их в первую очередь как средства благотворительности. Он надеялся реформировать русское монашество, сохраняя богатые, процветающие монастыри. Новгород неслучайно стал колыбелью иосифлянства. Это течение религиозной мысли возникло как реакция на действия князя Ивана III, грозившие разорить самую богатую и самую древнюю из всех русских епархий.
Сторонники идей Нила Сорского имели важное преимущество перед иосифлянами. В частности, Паисий Ярославов и его ученики пользовались покровительством монарха. (Кстати, Паисий участвовал в крещении сына Ивана III и Софьи Палеолог – будущего государя Василия III.) Отстаивая принципы нестяжательства, они тем самым оправдывали деяния Великого князя в отношении новгородских монастырей и церкви. Иван III даже готов был передать в руки Паисия кормило управления русской церковью. Но поборники нестяжательства не на словах, а на деле стремились к уединенной жизни и категорически отказывались прикасаться к рычагам власти. Недолгий расцвет нестяжательства в России связан с творчеством Вассиана Патрикеева. Будучи в недавнем прошлом крупным землевладельцем, он стал самым беспощадным критиком положения дел в монастырских сёлах. Владение вотчинами, по его мнению, не только разрушает святость монашеской жизни, но и несёт безмерные страдания монастырским крестьянам: «Живущаа братиа наша убогиа в сёлах наших, истязанми неправедными обидяще их… милость же нигде к ним показуем; их же егда не возмогуть отдати лихвы, от имений их обнажихо без милости, коровку их и лошадку отъемше… и аки противу заповедей господских ополчающеся, обидим и грабим…».