Однако уже с 30-х годов контроль этот ужесточился. Особенно строгим стал административный надзор за частными школами в Дерптском, Варшавском и Виленском учебных округах, где они были очень распространены и являлись центрами противодействия русификаторской политике правительства.
В 1833 году последовал запрет на открытие частных пансионов в Москве и Петербурге. В провинции же открытие их разрешалось только с ведома попечителя учебного округа особо благонадежным лицам.
§ 6. ДОМАШНЕЕ ВОСПИТАНИЕ
Значительная часть детей дворян, не определенная родителями в гимназии или частные пансионы, получала домашнее воспитание. Качество его, конечно, зависело и от состоятельности родителей, и от их собственных культурных потребностей. Но в целом — в этом сходятся мнения современников — в большинстве дворянских семей родители не уделяли большого внимания образованию детей. По воспоминаниям В. Н. Давыдова, «дети тогда по-видимому, не менее любимые родителями, чем теперь не составляли безусловно преобладающего элемента в жизни семьи... само дело воспитания в значительной степени предоставляли наставникам и наставницам следя лишь за его общим ходом, а непосредственно вмешиваясь в детскую жизнь лишь в сравнительно экстренных случаях». 71То же читаем и в воспоминаниях петербургского аристократа графа В. А. Соллогуба: «Жизнь наша шла отдельно от жизни родителей. Нас водили здороваться, прощаться, благодарить за обед, причем мы целовали руки родителей, держались почтительно и никогда не смели говорить «ты» ни отцу, ни матери». 72
Родители, воспитывая дома детей, в возрасте 7—8 лет с рук няни передавали девочек на попечение француженки-гувернантки, мальчиков — гувернерам французского или немецкого происхождения. Очень часто ими бывали люди, не только не подготовленные к роли педагога, но и просто малообразованные. Претендентами на места учителей бывали люди неопределенных профессий, актеры, иногда даже парикмахеры или лакеи. Не обладая даже знанием предмета, они, конечно, мало могли дать воспитанникам. Рассказывали, например, что француз, преподававший французскую грамматику, был подвергнут экзамену и на вопрос о наклонениях глаголов (по-французски «mode») отвечал, что в Париже моды часто меняются и он давно покинул Париж. Вообще преклонение перед иностранцами и всем «заграничным», свойственное русским и в те далекие времена, порождало многие недостатки и ошибки в воспитании юношества. Так, среди мнимых учителей нередко бывали авантюристы. Известен был, например, даже случай, когда беглый каторжанин-француз уверил доверчивого провинциального помещика в том, что он — принц королевской династий Бурбонов. Мнимому принцу простодушные хозяева воздавали королевские почести и чуть не женили на своей дочери. Однако среди французов гувернеров и учителей были и настоящие ученые, как например, Жильбер Ромм — воспитатель П. А. Строганова, впоследствии известный математик, лингвист Модрю или превосходный педагог швейцарец де Будри, бывший сначала учителем князя Салтыкова, а затем преподавателем французского языка в Царскосельском лицее.
Кроме гувернера или учителя-иностранца к мальчикам, получавшим образование дома, нередко нанимали русского учителя — по большей части преподавателя гимназии, который должен был проходить с ними гимназический курс. Усваивалась учебная программа гимназии, конечно, по-разному, в зависимости от знаний и умения учителя и прилежания учеников, но в целом «домашний вариант» среднего образования был слабее и хуже гимназического. В отдельных случаях пробелы домашнего образования компенсировались наличием богатых библиотек, которыми легально или нелегально пользовались дети. Так, например, А. И. Герцен вспоминает как одно из самых интересных и полезных занятий в детские годы свое «страстное и бессистемное» чтение книг из библиотеки отца. 73
Познавательный аспект в домашнем воспитании девушек был выражен еще слабее. Главной целью была подготовка их к светской жизни, поэтому в обучении многое делалось «напоказ». «Обязательным считалось для благовоспитанной девицы знание французского, английского и немецкого языков, умение играть на фортепьяно, кое-какие рукоделия, прохождение краткого курса закона Божьего, истории, географии и арифметики, а также кое-что по части истории литературы, главным образом, французской ». 74
В богатых столичных домах как мальчиков, так и девочек специально приглашаемые учителя учили танцам. «Причем иногда в таких танцклассах, происходивших под звуки меланхолической скрипки с обязательным прохождением всех позиций, шассе и батманов и т. п., принимали участие и дети других семей, и дети обоего пола заблаговременно обучались не только хорошим манерам и грации, но и искусству флирта». 75
Нередко это принудительное и очень активное обучение грации и танцам было тяжелым для детей. Как вспоминала современница: «Раз в неделю... мы брали уроки танцев вместе с товарищами и знакомыми... Уроки были пыткой дрессировки, а не здоровым физическим упражнением. Нас тянуло бегать, прыгать, а мы после 2—3-часового напряжения за уроками должны были выносить новое напряжение». 76Среди талантов молодых девиц, «приятных в обществе и дома», особенно поощрялась музыка. «Музыка стояла на первом плане, — писала современница, — но музыка особенная, показная. Главной целью уроков было развитие техники, быстроты, умения бойко разыграть пьесы». 77
Большое внимание обращалось на умение «вести себя», хорошие манеры были обязательны, нарушение этикета, внешнего уважения к старшим и более знатным людям не допускались и строго наказывались. Особенно строги были правила поведения для девушек. В этом плане вся жизнь делилась на то, что «прилично», и на то, что «неприлично». Так, неприличным считалось барышне одной выйти на улицу — там можно было появляться только в сопровождении гувернантки или родственника и ливрейного лакея; неприлично громко говорить и смеяться, вступать в разговор с незнакомым человеком, особенно «не своего круга» и т. п. Кроме того, дворянским девушкам преподавались и особые уроки манер: «как входить, кланяться, садиться, вставать, брать какую-либо вещь, передавать ее» и т. п. «Кроме вреда эстетического, подобные уроки имели и нравственные последствия, приучая все время обращать внимание на внешность. Дети понимали и цель этих занятий — приготовить блистать на балах и нравиться... В детские головы пригоршнями бросались семена тщеславия». 78
В более бедных семьях обучение девушек велось, конечно, иначе. Отсутствовали учителя танцев и музыки, языков и других предметов, с детьми занималась гувернантка либо сами родители. Девушек здесь приучали и к шитью, и к кухне. Однако кодекс моральных правил и предрассудки оставались те же. В результате бедные девушки «так же энергически, как и светские барышни, помогали мужьям копить благоприобретенное и так же губили душу и тело детей». 79Этот моральный аспект дворянского воспитания неоднократно отмечался современниками. Действительно, при сравнительно небольшом запасе знаний, которым снабжали детей гувернеры и приходящие учителя, домашние условия необычайно способствовали передаче следующему поколению всех традиций семьи, взглядов и предрассудков родителей. Не случайно так резко отрицательно отзывался о домашнем воспитании дворянских детей А. С. Пушкин:
«В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное. Ребенок окружен одними холопами, видит гнусные примеры, своевольничает или рабствует, не получает никаких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной чести. Воспитание его ограничивается знанием двух-трех языков и начальным основанием всех наук, преподаваемых каким-либо нанятым учителем». 80
Так же негативно оценивал домашнее образование видный педагог, ученый и общественный деятель В. Ф. Одоевский, который назвал его как «часто нелепым и всегда односторонним», следы которого «остаются большей частью неизгладимыми». 81