В контракте указывалось, что, кроме всех уже опубликованных
сочинений, Достоевский обязуется к ноябрю 1866 г. представить
Стелловскому неопубликованный роман. Чтобы выполнить свое
обязательство, он начал писать Игрокаи, чтобы закончить его
вовремя, пригласил стенографистку Анну Григорьевну Сниткину.
Благодаря ее деятельной помощи Игрокбыл доставлен издателю
вовремя. Через несколько месяцев Достоевский женился на своей
стенографистке (февраль 1867).
Анна Григорьевна оказалась прекраснейшей женой, и в конце
концов благодаря ее преданности и практичности (как и собственной
колоссальной работоспособности) Достоевский освободился от
долгов и последние десять лет жизни прожил в сравнительном
достатке. Но первые годы их семейной жизни были мучительны.
Очень скоро после женитьбы Достоевскому пришлось уехать из
России и четыре года пробыть за границей, чтобы не попасть в лапы
кредиторов. Тяготы усугублялись еще тем, что летом 1867 г. он снова
пережил пароксизм страсти к игре. Только постепенно, посредством
тяжкой и торопливой работы над романами и с помощью Анны
Григорьевны ему удалось снова встать на ноги и вернуться в Россию
в 1871 г. Годы между запрещением Времении возвращением в
Россию после четырехлетнего отсутствия были и по количеству и по
значению написанного самыми продуктивными в его жизни. Записки
из подполья, Преступление и наказание, Игрок, Идиот(1869),
Вечный муж(1870) и Бесы(1871) – все относится к этому периоду,
даже план Жития великого грешника, в котором содержится зерно
Братьев Карамазовых.
По возвращении в Петербург не все трудности были преодолены
сразу, но постепенно жить Достоевским стало легче. Публикация
Бесовв форме отдельной книги (изданной за собственный счет, 1873)
принесла успех. В том же году Достоевский стал редактором
еженедельника Гражданин, издаваемого князем В. Мещерским. Это
давало ему твердый доход. В 1876 г. он сам стал издавать Дневник
писателя, который хорошо расходился. Политические идеи
Достоевского теперь больше соответствовали духу времени, и его
влияние стало расти. Он был окружен атмосферой сочувствия и
понимания. Его популярность достигла апогея за год до смерти, когда
появились Братья Карамазовы. Кульминацией была его знаменитая
речь на открытии памятника Пушкину в Москве 8 июня 1880 года.
Речь эта вызвала восторг, подобного которому не было в истории
русской литературы. На следующую зиму он серьезно заболел и в
январе 1881 года умер.
Достоевский – очень сложная фигура, как с исторической, так и с
психологической точки зрения, и необходимо проводить различие не
только между разными периодами его жизни и разными линиями его
мировоззрения, но и разными уровнямиего личности. Высочайший,
или, вернее, глубочайший уровень присутствует только в
художественных произведениях последних 17 лет его жизни, начиная
с Записок из подполья. Более низкий, или, вернее, более
поверхностный уровень встречается во всех его произведениях, но в
первую очередь – в журнальных статьях и в художественных
произведениях, написанных до 1864 г. Глубокий, главный
Достоевский – одна из самых значительных и зловещих фигур во
всей истории человеческой мысли, одно из самых дерзких и
разрушительных явлений в сфере высших духовных поисков.
Поверхностный Достоевский – человек своего времени, которого
можно сравнивать, и не всегда в его пользу, со многими другими
романистами и публицистами эпохи Александра II, среди которых
немало соперников, равных ему по уму; этого Достоевского никак не
поставишь выше Герцена, Григорьева или Леонтьева. Другой же,
главный Достоевский, по глубине, сложности и значению своего
духовного опыта во всей русской литературе имеет только двух
соперников – Розанова и, конечно, Толстого, который, кажется, и
появился на свет для того, чтобы стать контрастом Достоевскому.
Сравнение Толстого с Достоевским много лет было для русских и
иностранных критиков любимой темой обсуждения. Много было
сказано об аристократизме одного и плебействе другого; о
люциферовой гордыне одного и христианском смирении другого;
материальности одного и духовности другого. Нужно ли добавлять,
что уже с начала 1900-х годов сравнение всегда кончалось в пользу
Достоевского? Ведь все «модернистское» движение в России
утверждало дух Достоевского в противовес Толстому. Не говоря уже
о разнице социального положения и образования, главная разница
между ними в том, что Толстой пуританин, а Достоевский символист.
Это означает, что для Достоевского все относительные ценности
связаны с абсолютными и приобретают положительное или
отрицательное значение в зависимости от того, как они эти
абсолютные ценности отражают. Для Толстого абсолютное и
относительное – два отдельных мира, и относительное уже есть зло
само по себе. Отсюда презрение Толстого к ничего не значащему
разнообразию человеческой истории, и историческое по сути
мышление Достоевского, которое роднит его с высшими
представителями русской мысли – Чаадаевым, славянофилами,
Герценом, Григорьевым, Леонтьевым и Соловьевым. Достоевский
один из них: его мысль всегда исторична. Даже в самых своих
спиритуалистических формах проблемы, которые его занимают,
обращены не на вечный, недвижный и неизменный закон, а на драму,
которую высшие вселенские силы разыгрывают в человеческой
истории. Все исторические и культурные факты для Достоевского
осмысленны и имеют определенную, положительную или
отрицательную ценность. Отсюда – великая сложность, текучесть,
многосторонность его мысли, по сравнению со строго геометриче -
ским, прямолинейным мышлением Толстого. Толстой (несмотря на
свою чуткость к мельчайшим мелочам жизни) в своей нравственной
философии, как на высоком уровне Исповеди, так и на значительно
более низком уровне своих антиалкогольных и вегетарианских
брошюр – Евклид моральных величин. Достоевский имеет дело с
ускользающими дифференциалами текучих ценностей. Отсюда то,
что Страхов так удачно назвал «чистотой» Толстого и что можно
назвать безусловной «загрязненностью примесями» Достоевского. Он
никогда не имел дела со стабильными единицами, он занимался
текучими процессами, которые нередко оказывались процессами
распада и гниения.
В социально-историческом плане важно отметить, что в то время
как Толстой был аристократом и (единственный из своих
литературных современников) был культурно укоренен во
французской цивилизации и в XVIII-вековой цивилизации русского
дворянства, Достоевский был плебеем и демократом до мозга костей.
Он принадлежал к той же исторической и общественной формации,
что создала Белинского, Некрасова и Григорьева, и отсюда идет,
среди прочего, отсутствие всякой грации, всякого изящества,
внешнего и внутреннего, характерное для всего его творчества,
вместе с отсутствием сдержанности, дисциплины, достоинства и
патологическим избытком застенчивости и неловкости.
Последние, великие романы Достоевского – идеологические
романы. Идея романа неотделима от художественной его концепции,
и идею так же нельзя абстрагировать от рассказываемой истории, как
повествование нельзя оторвать от идеи. Но это неприложимо к его
романам среднего периода (1857–1869), которые во многом скорее
продолжают его раннее творчество (1845–1849), чем предвещают то,
что придет вслед за ними. Глубочайшие бездны его сознания в них