всю его жизнь.
Тредиаковский был первым не-дворянином, получившим
образование за границей, притом у самого источника европейской
культуры – в Париже. Он в совершенстве изучил французский язык и
даже научился писать на нем poеsies fugitives(легкие стихи), которые
были не ниже принятого тогда уровня. По возвращении в Россию в
1730 г. он был назначен секретарем в Академию. Одной из его
обязанностей на этом посту было сочинение похвальных од и
панегириков на разные случаи и торжественных речей на русском и
латинском языках.
Существуют бесчисленные анекдоты о том, как он не умел
сохранить своего достоинства в отношениях с надменными
дворянами того времени, которые видели в профессиональном поэте
и ораторе нечто вроде домашнего слуги самого низшего класса. Его
прозаические переводы необыкновенно неуклюжи. Стихи лишены
поэтических достоинств и стали совершенно нечитабельными
задолго до его смерти. Главный труд его – перевод в гекзаметрах
фенелонова «Телемаха» (1766) – стал, едва появившись,
олицетворением всего педантичного и уродливого. В историю
Тредиаковский вошел, как презираемая и смешная фигура.
Неутомимое трудолюбие «вечного труженика» внушает
некоторое почтение. Но право Тредиаковского на признание его
выдающейся фигурой в истории русской литературы заключается в
его трудах по теории поэзии и стихосложения. Его Мнение о начале
поэзии и стихов вообще(1752) есть первое в России изложение
классической теории подражания. Еще важнее его труды по рус скому
стихосложению. Несмотря на то, что легенда – якобы он первый ввел
в русский стих правильную стопу – оказалась основанной на
неточной информации, его теоретические взгляды нетолько
замечательны для своего времени, но интересны и сегодня.
2. ЛОМОНОСОВ
Кантемир и Тредиаковский были предшественниками. Истинным
основателем новой русской литературы и новой русской культуры
был великий человек, более крупный, чем каждый из них, – Михайло
Васильевич Ломоносов. Родился он между 1708 и 1715 гг. (о точной
дате его рождения существуют противоречивые версии) и был сыном
холмогорского «крестьянина» (Холмогоры находятся к югу от
Архангельска), который был не хлебопашцем, а рыбаком. Большую
часть своего детства Михайло провел с отцом на его лодке, в Белом
море и Ледовитом океане, где они рыбачили и порой доходили до
Мурманска и Новой Земли.
Мальчик рано научился славянской грамоте, отец не поощрял
неудержимую тягу сына к новым и новым знаниям, но зимой 1730–
1731 гг. сын покинул отчий дом и добрался до Москвы, где поступил
учиться в греко-латино-славянскую Академию. Материальной
поддержки от отца он не получал, но стоял на своем, побуждаемый
беспредельной страстью к учению. В 1736 г. он в числе двенадцати
студентов был послан в Германию для завершения образования. Он
отправился в Марбург, где изучал философию, физику и химию у
знаменитого Христиана Вольфа, а затем в Фрайбург, в Саксонии, где
изучал горное дело. Из Германии он и послал в Санкт-Петербургскую
Академию Оду на взятие Хотина(1739), первое русское
стихотворение, написанное по законам того, что стало нашим
классическим стихосложением. В 1741 г. Ломоносов возвратился в
Россию, в Петербург, где был назначен адъюнктом Академии наук по
физическим наукам. Связь его с Академией, фактическим главой
которой он стал в 1758 г., продолжалась до его смерти. С самого
начала Ломоносовпроявил необычайную работоспособность,
огромный интерес к делу и невероятные познания. Он работал
одновременно в самых разных и не связанных друг с другом
областях. Химия, физика, математика, горное дело, мозаики,
грамматика, риторика, поэзия и история были в числе главных его
занятий, и в каждой из этих областей, исключая историю и мозаику,
он создал труды непреходящей ценности. В то же время он работал
над реорганизацией Академии и активно боролся с «немецкой
партией», которая преследовала цель превратить русскую Академию
в уютное пристанище для безработных немецких грамотеев.
Истощенный своими бесчисленными обязанностями, бесконечной
борьбой с немцами и не сочувствующими ему министрами,
Ломоносов стал пить и в последние годы жизни казался тенью самого
себя. Он умер в 1765 г.
У Ломоносова было две страсти: патриотизм и любовь к науке.
Единственной его мечтой было создать русскую науку и русскую
литературу, которые могли бы достойно соперничать с западными.
Прямой, бескомпромиссный характер и непоколебимое чувство
собственного достоинства снискали ему всеобщее уважение в эпоху,
когда уважались только высокое происхождение и власть. Даже
самые надменные из елизаветинских придворных инстинктивно
чувствовали его превосходство и понимали, что задирать его не
следует. Враждебность к академическим немцам и патриотизм
никогда не мешали ему признавать достижения немецких ученых.
Когда физик Рихман погиб, проводя опыты с электричеством,
Ломоносов использовал все свое влияние, чтобы спасти от бедности
вдову и детей этого мученика науки. Письмо, которое он написал по
этому поводу министру Шувалову, – одно из благороднейших
выражений его веры в благородство науки. Ломоносов был ученый по
призванию. Его открытия в физике и химии очень важны, и сегодня
он считается предшественником современных методовфизической
химии. Но огромное разнообразие занятий помешало ему совершить
все, на что он был способен. В то время только самые передовые
умы, такие, как великий математик Эйлер, были в состоянии понять
его научный гений во всем объеме. Для большинства современников
он был прежде всего поэт и оратор. С тех пор положение
переменилось, и в конце XIX века стало принято восхвалять ученого
в ущерб поэту. Никто сейчас не усомнится, что это был великий
ученый, но в истории литературы нас занимает литератор и поэт
более, чем физик. И мы в состоянии оценить его справедливее, чем
это сделал XIX век.
В литературе Ломоносов был прежде всего законодателем. Он
установил нормы литературного языка и ввел новую систему
стихосложения, которая, несмотря на многочисленные
революционные попытки ее ниспровергнуть, по-прежнему управляет
большей частью русской поэзии. Церковно-славянский перестал быть
языком светской литературы еще до Ломоносова, но русский
литературный язык по-прежнему находился в состоянии
неупорядоченного хаоса. Он свободно черпал из запасов старшего
языка, ибо, чтобы стать литературным, не мог обойтись без его
богатого абстрактного и интеллектуального словаря и сложного
синтаксиса, который церковно-славянский взял у греческого. Но
слияние русского и славянского элемента было неполным и
неустановившимся. Задачей Ломоносова стало найти modus vivendi
(условия существования) для обоих и придать новому литературному
языку окончательную форму.
Лингвистическая реформа Ломоносова заключается в его
практике поэта и прозаика и в его законодательных сочинениях,
включающих Риторику, Российскую грамматикуи замечательную
статью Предисловие о пользе книг церковных в российском языке.
Невозможно дать точное представление об этой реформе, не входя в
подробности, которые будут неуместны в истории литературы,
предназначенной для нерусского читателя. Достаточно будет сказать,
что Ломоносов взял все лучшее из огромного лексического и
грамматического богатства церковно-славянского, в известной мере
повторив то, что сделали с западными языками ученые-гуманисты,
обогатившие французский, итальянский и английский языки, вливая