воспоминания княгини Натальи Долгорукой, урожденной графини
Шереметевой (1714–1771). Она была невестой одного из олигархов
семейства Долгоруких, когда переворот Анны Иоанновны (1730)
восстановил самодержавие и отправил Долгоруких в ссылку.
Несмотря на это, она вышла замуж за ссыльного и следовала за ним
во всех его испытаниях. После его казни она стала монахиней и в
старости написала историю своей жизни для детей и внуков. Главная
ее прелесть, помимо нравственной высоты автора, в совершенной
простоте и непритязательной искренности рассказа и в великолепном
чистейшем русском языке, каким могла писать только дворянка,
жившая до эпохи школьных учителей.
Из более поздних мемуаристов я уже говорил о Державине;
воспоминания Болотова (1738–1833) и Данилова (1722–1790) –
бесценные документы социальной истории нравов и притом
интересное и приятное чтение.
Немалый литературный интерес порой представляют личные и
даже официальные письма. Нелитературные люди, как правило, более
независимы от грамматики и риторики, чем литераторы, и поэтому их
русский язык энергичнее и характернее, чем язык профессионалов.
Распространяться по этому поводу у нас нет возможности, но
совершенно невозможно обойтись без упоминания фельдмаршала
Суворова, одного из культурнейших и информированнейших людей
эпохи. Он был очень внимателен к форме своей личной и
официальной корреспонденции, в особенности к языку своих
приказов. Эти последние бесспорно относятся к самым интересным
явлениям того времени. Они явно рассчитаны на ошеломляющий
эффект неожиданности. Стиль их – череда нервных, отрывистых
фраз, которые производят впечатление ударов и вспышек.
Официальные доклады Суворова нередко написаны в неожиданной и
запоминающейся форме. Его писания так же отличаются от
общепринятой классицистической прозы, как его тактика – от
тактики Фридриха или Мальборо. В некотором смысле это был
первый русский романтик, и в старости его настольной книгой был
Оссиан в прекрасном русском переводе Кострова, с посвящением
великому солдату.
7. КАРАМЗИН
Последние годы царствования Екатерины увидели начало
литературного движения, связанного с именем Карамзина. Это не
было революцией. Дух восемнадцатого столетия оставался живым
еще долго, и новое движение в значительной мере утверждало этот
дух. Реформа литературного языка, его самая поразительная и
заметная черта, была прямым продолжением реформ Петра и
Ломоносова с их европеизацией и секуляризацией. Но поскольку и
сама Европа изменилась за истекшее время, то новая волна
европеизации принесла с собой новые идеи и новые вкусы –
чувствительность Ричардсона и Руссо и первые признаки мятежа
против классицизма.
Главным вопросом, однако, был вопрос о языке. Целью
Карамзина было сделать литературный русский язык менее похожим
на старые церковные языки – славянский и латынь, и более похожим
на французский, новый язык образованного общества и светской
науки. Он заменил тяжелый германо-латинский синтаксис, введенный
Ломоносовым, более изящным французским стилем. Выбрасывая
славянские слова сотнями, Карамзин во множестве вводил
галлицизмы – точные переводы с французского слов и понятий,
связанных с новой чувствительностью или с достижениями науки.
Реформа имела успех и была немедленно принята большинством
писателей. Но ни в коем случае не следует думать, что она принесла
языку одну только пользу. Она не приблизила литературный русский
к разговорному, она просто один иностранный образец заменила
другим. Она даже увеличила разрыв между письменным и
разговорным языком, ибо фактически покончила с ломоносовским
разделением на три стиля, слив их в один средний и на практике
отбросив низкий.
Сомнительно, столь ли много язык выиграл, как предполагают,
от исключения такого множества славянских синонимов: они
добавляли колорит и разнообразие. Своей реформой Карамзин
способствовал увеличению разрыва между образованными классами
и народом, а также между новой и старой Россией. Реформа была
антидемократической (и в этом она была истинным порождением
XVIII века) и антинациональной (также и в этом, и даже более). Но
что бы мы ни говорили, она победила и ускорила наступление эры
классической поэзии. Высшее оправдание карамзинского языка в том,
что он стал языком Пушкина.
Другим аспектом карамзинского движения было появление новой
чувствительности. Оно было подготовлено медленным
просачиванием сентиментальных романов и эмоциональным
пиетизмом франкмасонов. Но культ чувства, покорность
эмоциональным импульсам, концепция добродетели как проявления
природной доброты человека – все это впервые стал открыто
проповедовать Карамзин.
Николай Михайлович Карамзин родился в 1766 г. в Симбирске
(на средней Волге), в семье провинциальных дворян. Он получил
хорошее среднее образование в частной школе немца – профессора
Московского университета. После школы он чуть было не стал
беспутным, ищущим одних развлечений дворянчиком, но тут он
встретил И. П. Тургенева, видного масона, который увел его со стези
порока и познакомил с Новиковым. Эти масонские влияния сыграли
главную роль в оформлении мировоззрения Карамзина. Их смутно-
религиозные, сентиментальные, космополитические идеи вымостили
путь к пониманию Руссо и Гердера. Карамзин начал писать для
новиковских журналов. Первой его работой был перевод
шекспировского Юлия Цезаря(1787). Перевел он также и Времена
годаТомсона. В 1789 г. Карамзин уехал за границу и провел там,
странствуя по Германии, Швейцарии, Франции и Англии, около
полутора лет. Вернувшись в Москву, он стал издавать ежемесячник
Московский журнал(1791–1792), с которого и начинается новое
движение. Большая часть помещенных в нем материалов
принадлежала перу самого издателя.
Главным его произведением, там напечатанным, были Письма
русского путешественника, принятые публикой чуть ли не как
откровение: ее взору явилась новая, просвещенная,
космополитическая чувствительность и восхитительно новый стиль.
Карамзин стал вождем и самой выдающейся литературной фигурой
своего поколения.
В царствование Павла (1796–1801) усиливающиеся строгости
цензуры заставили Карамзина замолчать. Но либеральное начало
царствования Александра I побудило его вернуться к литературной
деятельности. В 1802 г. он затеял новый ежемесячник Вестник
Европы, в котором много места уделялось политике. Он судил о
современных событиях с точки зрения сентиментализированной
плутарховой «добродетели», осуждал Наполеона и прославлял
Вашингтона и Туссен-Лувертюра. В 1804 году Карамзин перестал
издавать свой журнал, оставил литературные труды и целиком
посвятил себя историческим разысканиям.
Все литературные произведения Карамзина написаны между
1791 и 1804 гг. Сегодня их литературная ценность не кажется
значительной. Он не был творцом, он был переводчиком, школьным
учителем, импортером иностранных богатств. Помимо того, что он
был самым культурным, он был и самым изящным писателем своего
времени. Нежность стиля – вот что поражало его читателей больше
всего. Никогда русская проза так не старалась очаровать, заворожить
своего читателя. Державин, впоследствии примкнувший к
антикарамзинистам, был первым, с энтузиазмом приветствовавшим
Письма русского путешественника. Его приветственные стихи
кончались словами:
Пой, Карамзин! И в прозе
Глас слышен соловьин.