Основную армию радикализма составляли университетские студенты, но они
находились под водительством прессы, литературы. Внутри этой «церкви»
были свои разногласия по мелочам, и немало, но в нескольких основных
вопросах они были едины. Во-первых, это была враждебность к
существующему режиму; затем – вера в прогресс и демократию и чувство долга
по отношению к тем, кого в 60-е гг. называли «младшим братом», т. е. к
необразованным трудовым классам. Большинство радикалов были
социалистами, но и на передовых либералов они смотрели как на «своих», если
те были настроены в достаточной мере антиправительственно. История идей,
господствующих среди интеллигенции, много раз описана, и историки
30
интеллигенции не раз пытались отождествить историю этих идей с историей
русской литературы. Это грубая фальсификация. Но ни одна история
литературы не может пройти мимо основных линий развития общественных
идей.
В 60-е и 70-е гг. было два основных направления в радикализме –
нигилисты (или «мыслящие реалисты», как они себя называли) и народники.
Нигилисты придавали особое значение материализму и агностицизму. Наука,
особенно естествознание (Дарвин), была их основным оружием. В ан-
тиэстетическом движении они пошли дальше всех. Они были социалистами, но
их социализм оставался на заднем плане. Первым своим долгом они считали
просветить народ, дать ему практические знания и сведения об эволюции.
Влияние их было особенно сильно в 60-е годы, когда их лидером был
блестящий памфлетист Писарев (1840–1868); но после смерти Писарева
влияние нигилистов упало, и к началу рассматриваемого нами периода оно
исчезло почти окончательно. Более ярко выраженными социалистами были
народники; самое название их шло от культа народа, который они
отождествляли с трудящимися классами и – особо – с крестьянством. Многие
из них были «кающимися дворянами», одержимыми идеей отдать жизнь народу
во искупление зла, причиненного крепостным правом. Вначале они были
аполитичны и надеялись, что социальная революция произойдет сама собой в
итоге процессов, идущих в крестьянской общине. Но к концу 70-х годов они
породили «Народную волю», партию, которая обратилась к более активным
революционным методам и организовала убийство Александра II. Реакция 80-х
годов на некоторое время положила конец активной революционной
деятельности, но народники оставались самой влиятельной и многочисленной
группой интеллигенции. До самого пришествия марксизма в 90-х годах они
сохраняли свою гегемонию среди радикальной интеллигенции. Некоторые из
них после разгрома терроризма склонились к большей аполитичности, и многие
народники в 80-х годах приблизились к пассивному анархизму Толстого, или
даже к еще более консервативному и славянофильскому анархизму
Достоевского. Но все они продолжали исповедовать культ добродетелей
русского народа, и девизом их оставалось «Все для народа!» Ведь
народничество, в конце концов, это форма, которую приняло в России учение
Жан-Жака Руссо.
Лидерами народников в 60-е и 70-е годы были поэт Некрасов и романист
Салтыков. Они задавали тон, они были популярны среди огромного
большинства молодого поколения, но они были писателями, а не теоретиками, и
потому не могли играть большой роли в составлении народниче ского
катехизиса. «Доктором богословия» народнической «церкви» стал более
молодой человек, Николай Константинович Михайловский (1842–1904),
авторитетнейший толкователь учения, а в последние годы жизни, особенно
после смерти Салтыкова в 1889 году, – «великий старец» русского радикализма.
Он был социологом, и его книга Что такое прогрессдо сих пор считается у
наследников народничества Summa Theologiaeих учения. Михайловский
называл свой метод в социологии «субъективным»; это значило, что
социальные науки надлежит изучать не беспристрастно, как естественные, а с
точки зрения прогресса. Прогресс же для него означал счастье не большинства,
а всех и каждого, ибо человек – высшая и единственная ценность, и нельзя
жертвовать им ради общества. И именно социализм есть единственный
порядок, который будет способствовать как счастью всех, так и полному
расцвету каждого. Способ достижения прогресса – сознательные действия
индивидуумов, вдохновленных Верой и сознающих свой долг перед Народом.
31
Народничество в толковании Михайловского отличается от марксистского
социализма по двум пунктам – своей этической основой и верой в человека-
индивидуума. Оно ничего не знает ни о классовой морали, ни о суеверной вере
в марксовы законы эволюции.
Однако Михайловский писал не только социологические труды: он был
замечательным журналистом; и его полемические статьи (хотя, как это обычно
бывает с полемическими статьями, они не всегда справедливы) всегда блестящи
и остры. Он был также и критиком, и хотя, как и все критики того времени, в
критиковавшихся им писателях он обращал внимание только на «тенденцию» и
меру общественной пользы, он обладал великолепной критической
проницательностью. Уже в 1873 г. он сумел разглядеть в педагогических
статьях Толстого разрушительную и анархическую природу толстовского
учения и предсказать тот путь развития, на который он встанет после 1880 г.
( Десница и шуйца графа Льва Толстого). Критический шедевр Михайловского –
его очерк о Достоевском ( Жестокий талант, 1882). Он полон подавленной, но
несомненной враждебности к идеям и личности Достоевского, но с
удивительной точностью Михайловский, указывая на любовь Достоевского к
страдающим, увязывает это с его «садизмом». Он первый указал на значение
Записок из подполья, признав их центральное место в творчестве Достоевского.
6. КОНСЕРВАТОРЫ
В политической жизни радикалы оставались оппозицией. В литературе же
они были большинством, а оппозицией были, наоборот, сторонники
существующего порядка. Консервативные писатели имели значительное
влияние на правительство, но читателей у них было меньше, чем у радикалов.
Польское восстание 1863 года и особенно убийство Александра II в 1881 году
оттолкнуло большинство высших и средних классов от радикализма в
практической политике, и реакционная политика правительства Александра III
пользовалась в стране значительной поддержкой. Но этот консерватизм (как
часто происходит с консерватизмом) был последствием страха и инертности.
Тут не было интереса к идеям консерваторов. Мыслящие слои нации
оставались в большинстве своем радикалами и атеистами. И только крошечное
меньшинство среди мыслящих людей – правда, самые независимые,
оригинальные и искренние умы своего времени – отнеслось критически к
догмам агностицизма и демократии и обратилось к творческому воскрешению
христианских и национальных идей. Но независимая мысль вовсе не
интересовала публику – она предпочитала или радикализм, или радикализм,
разведенный водичкой, – и независимым писателям-консерваторам, таким как
Григорьев, Достоевский, Леонтьев, Розанов, приходилось бороться с общим
равнодушием и его последствиями – безработицей и нищетой. Только
Достоевскому удалось победить в этой борьбе. Рассчитывать на внимание
могли только киты политической прессы, представители одного из двух
основных консервативных течений. Этими двумя течениями были –
славянофилы, представляемые Аксаковым, и практичные правительственные
националисты, возглавлявшиеся Катковым. Иван Аксаков (1823–1886), сын
великого мемуариста, был последним представителем старого
идеалистического славянофильства сороковых годов. Он был блестящим и
смелым публицистом, имевшим огромное политическое влияние, в особенности
во время турецкого кризиса 1876–1878 годов. Но творцом идей он не был.