Выбрать главу

мысли. И она продолжает настраивать его, делая его все более послушным

каждому изгибу своих тонких размышлений. Подобно героям Достоевского,

Гиппиус колеблется между двумя полюсами: духовностью и заземленностью, –

между горячей верой и вялым скепсисом (причем моменты отрицания,

нигилистические настроения выражены в ее стихах лучше, чем моменты веры).

У нее очень острое чувство «липкости», слизи и тины повседневной жизни,

чувство, что эта жизнь держит в рабстве самое существенное в ней. Типичные

для нее мысли отчетливо выражены в переведенном Сельвером стихотворении

Психея. Свидригайлов в Преступлении и наказанииразмышляет, а не есть ли

вечность всего лишь русская баня с пауками по всем углам. Мадам Гиппиус

подхватила свидригайловскую идею, и ее лучшие стихи – вариации на эту тему.

Она создала что-то вроде причудливой мифологии, с маленькими,

грязненькими, прилипчивыми и болезненно привлекательными чертенятами.

Вот пример: стихотворение А потом...?, написанное томным, протяжным

поэтическим размером:

А ПОТОМ...?

Ангелы со мною не говорят.

Любят осиянные селенья,

Кротость любят и печать смиренья.

Я же не смиренен и не свят:

Ангелы со мной нe говорят.

Темненький приходит дух земли.

Лакомый и большеглазый, скромный.

Что ж такое, что малютка – темный?

119

Сами мы не далеко ушли...

Робко приползает дух земли.

Спрашиваю я про смертный час.

Мой младенец, хоть и скромен – вещий.

Знает многое про эти вещи.

Что, скажи-ка, слышал ты о нас?

Что это такое – смертный час?

Темный ест усердно леденец.

Шепчет весело: «И все ведь жили.

Смертный час пришел – и раздавили.

Взяли, раздавили – и конец.

Дай-ка мне четвертый леденец.

Ты рожден дорожным червяком.

На дорожке долго не оставят,

Ползай, ползай, а потом раздавят.

Каждый в смертный час под сапогом

Лопнет на дорожке червяком.

Разные бывают сапоги.

Давят, впрочем, все они похоже.

И с тобою, милый, будет то же,

Чьей-нибудь отведаешь ноги...

Разные на свете сапоги.

Камень, нож иль пуля, все – сапог.

Кровью ль сердце хрупкое зальется,

Болью ли дыхание сожмется,

Петлей ли раздавит позвонок –

Иль не все равно, какой сапог?»

Тихо понял я про смертный час.

И ласкаю гостя, как родного,

Угощаю и пытаю снова:

Вижу, много знаете о нас!

Понял, понял я про смертный час.

Но когда раздавят – что потом?

Что, скажи? Возьми еще леденчик,

Кушай, кушай, мертвенький младенчик!

Н евзял он. И поглядел бочком:

«Лучше не скажу я, что – потом».

В 1905 г. Зинаида Гиппиус, как и ее муж, стала пламенной

революционеркой. С тех пор она написала много прекраснейших политических

стихов – легких, неожиданных, свежих, язвительных. Ей прекрасно удался

сарказм, – например, стихотворение Петроград: сатира на переименование

Санкт-Петербурга. В 1917 г., как и Мережковский, Гиппиус стала яростной

антибольшевичкой. Поздние политические стихи Гиппиус часто не хуже

ранних. Но в поздней прозе Гиппиус выглядит малопривлекательно. Например,

в ее Петербургском дневнике, где описывается жизнь в 1918-1919 гг., больше

злобной ненависти, чем благородного возмущения. И все-таки нельзя судить о

120

ее прозе только по таким примерам. Она блестящий литературный критик,

мастер замечательно гибкого, выразительного и необычного стиля (свою

критику она подписывала – «Антон Крайний»). Ее суждения быстрые и точные,

лет пятнадцать-двадцать назад она убивала своим сарказмом дутые репутации.

Критика Гиппиус откровенно субъективна, даже капризна, в ней стиль важнее,

чем суть. Недавно она опубликовала – симптом приближающейся старости –

интересные отрывки из литературных воспоминаний.

5. СОЛОГУБ

Все писатели, о которых мы говорили в этой главе, вышли из культурных

столичных семей – из верхушки среднего класса, – но самым лучшим, самым

изысканным поэтом первого поколения символистов был выходец из низов, чей

странный гений расцвел при самых неблагоприятных обстоятельствах. Федор

Сологуб (настоящее имя – Федор Кузьмич Тетерников) родился в Петербурге в

1863 г. Отец его был сапожником, а после смерти отца мать пошла в прислуги.

С помощью ее хозяйки Сологуб получил сравнительно приличное образование

в Учительском институте. Закончив учение, Сологуб получил место учителя в

захолустном городишке. Со временем он стал инспектором начальных школ, в

девяностые годы был наконец переведен в Петербург. Только после огромного

успеха своего знаменитого романа Мелкий бесон смог оставить

педагогическую службу и жить на литературные заработки. Как и другие

символисты, Сологуб был аполитичен и, хотя в 1905 г. был настроен

революционно, в 1917 г. и позднее был холодно отчужден от происходящего.

В 1921 г. при трагических и таинственных обстоятельствах погибла жена

Сологуба – известная в литературе под именем Анастасия Чеботарев ская, – но

кроме этого в личной жизни Сологуба не было крупных событий и его

биография состоит из истории его творчества.

Он начал писать с восьмидесятых годов, но первые десять лет не имел

никаких связей с литературным миром. Его первые книги были изданы в

1896 г. – сразу три: сборник стихов, сборник рассказов и роман Тяжелые сны,

над которым он работал больше десяти лет. Следующий сборник стихов и

следующий сборник рассказов появились только в 1904 г. Для лучшего своего

романа Мелкий бес, над которым он работал с 1892 по 1902 гг., Сологуб в

течение многих лет не мог найти издателя. Его наконец стали печатать в 1905 г.

в приложениях к журналу, но журнал закрылся. И только в 1907 г. роман

наконец был издан в виде книги и был принят на ура. Мелкий беспринес

Сологубу всеобщее признание и всероссийскую славу. Но в позднейших книгах

Сологуб стал давать слишком много воли своим настроениям, что не

понравилось читателям; книги его такого успеха уже не имели, и после 1910 г.

решено было, что талант его пошел на убыль. Творимая легенда(1908–1912) –

очень интересная и странно своеобразная книга – была встречена равнодушно.

Последний роман Сологуба – Заклинательница змей– решительно слаб, но

стихи Сологуба, которые он продолжает печатать, по-прежнему остаются на

высоком уровне, хотя любителям новинок и сенсаций не понравится некоторая

их монотонность.

В творчестве Сологуба необходимо различать два аспекта, не связанных

между собой и не зависящих друг от друга, – это его манихейский идеализм и

особый «комплекс», являющийся результатом подавляемого, порочного libido.

Нет сомнения, что многие произведения Сологуба, особенно последнего

периода, не были бы написаны, если бы не потребность удовлетворять этот

«комплекс», выражая его в материальной форме. Для изучения этого вопроса