мысли. И она продолжает настраивать его, делая его все более послушным
каждому изгибу своих тонких размышлений. Подобно героям Достоевского,
Гиппиус колеблется между двумя полюсами: духовностью и заземленностью, –
между горячей верой и вялым скепсисом (причем моменты отрицания,
нигилистические настроения выражены в ее стихах лучше, чем моменты веры).
У нее очень острое чувство «липкости», слизи и тины повседневной жизни,
чувство, что эта жизнь держит в рабстве самое существенное в ней. Типичные
для нее мысли отчетливо выражены в переведенном Сельвером стихотворении
Психея. Свидригайлов в Преступлении и наказанииразмышляет, а не есть ли
вечность всего лишь русская баня с пауками по всем углам. Мадам Гиппиус
подхватила свидригайловскую идею, и ее лучшие стихи – вариации на эту тему.
Она создала что-то вроде причудливой мифологии, с маленькими,
грязненькими, прилипчивыми и болезненно привлекательными чертенятами.
Вот пример: стихотворение А потом...?, написанное томным, протяжным
поэтическим размером:
А ПОТОМ...?
Ангелы со мною не говорят.
Любят осиянные селенья,
Кротость любят и печать смиренья.
Я же не смиренен и не свят:
Ангелы со мной нe говорят.
Темненький приходит дух земли.
Лакомый и большеглазый, скромный.
Что ж такое, что малютка – темный?
119
Сами мы не далеко ушли...
Робко приползает дух земли.
Спрашиваю я про смертный час.
Мой младенец, хоть и скромен – вещий.
Знает многое про эти вещи.
Что, скажи-ка, слышал ты о нас?
Что это такое – смертный час?
Темный ест усердно леденец.
Шепчет весело: «И все ведь жили.
Смертный час пришел – и раздавили.
Взяли, раздавили – и конец.
Дай-ка мне четвертый леденец.
Ты рожден дорожным червяком.
На дорожке долго не оставят,
Ползай, ползай, а потом раздавят.
Каждый в смертный час под сапогом
Лопнет на дорожке червяком.
Разные бывают сапоги.
Давят, впрочем, все они похоже.
И с тобою, милый, будет то же,
Чьей-нибудь отведаешь ноги...
Разные на свете сапоги.
Камень, нож иль пуля, все – сапог.
Кровью ль сердце хрупкое зальется,
Болью ли дыхание сожмется,
Петлей ли раздавит позвонок –
Иль не все равно, какой сапог?»
Тихо понял я про смертный час.
И ласкаю гостя, как родного,
Угощаю и пытаю снова:
Вижу, много знаете о нас!
Понял, понял я про смертный час.
Но когда раздавят – что потом?
Что, скажи? Возьми еще леденчик,
Кушай, кушай, мертвенький младенчик!
Н евзял он. И поглядел бочком:
«Лучше не скажу я, что – потом».
В 1905 г. Зинаида Гиппиус, как и ее муж, стала пламенной
революционеркой. С тех пор она написала много прекраснейших политических
стихов – легких, неожиданных, свежих, язвительных. Ей прекрасно удался
сарказм, – например, стихотворение Петроград: сатира на переименование
Санкт-Петербурга. В 1917 г., как и Мережковский, Гиппиус стала яростной
антибольшевичкой. Поздние политические стихи Гиппиус часто не хуже
ранних. Но в поздней прозе Гиппиус выглядит малопривлекательно. Например,
в ее Петербургском дневнике, где описывается жизнь в 1918-1919 гг., больше
злобной ненависти, чем благородного возмущения. И все-таки нельзя судить о
120
ее прозе только по таким примерам. Она блестящий литературный критик,
мастер замечательно гибкого, выразительного и необычного стиля (свою
критику она подписывала – «Антон Крайний»). Ее суждения быстрые и точные,
лет пятнадцать-двадцать назад она убивала своим сарказмом дутые репутации.
Критика Гиппиус откровенно субъективна, даже капризна, в ней стиль важнее,
чем суть. Недавно она опубликовала – симптом приближающейся старости –
интересные отрывки из литературных воспоминаний.
5. СОЛОГУБ
Все писатели, о которых мы говорили в этой главе, вышли из культурных
столичных семей – из верхушки среднего класса, – но самым лучшим, самым
изысканным поэтом первого поколения символистов был выходец из низов, чей
странный гений расцвел при самых неблагоприятных обстоятельствах. Федор
Сологуб (настоящее имя – Федор Кузьмич Тетерников) родился в Петербурге в
1863 г. Отец его был сапожником, а после смерти отца мать пошла в прислуги.
С помощью ее хозяйки Сологуб получил сравнительно приличное образование
в Учительском институте. Закончив учение, Сологуб получил место учителя в
захолустном городишке. Со временем он стал инспектором начальных школ, в
девяностые годы был наконец переведен в Петербург. Только после огромного
успеха своего знаменитого романа Мелкий бесон смог оставить
педагогическую службу и жить на литературные заработки. Как и другие
символисты, Сологуб был аполитичен и, хотя в 1905 г. был настроен
революционно, в 1917 г. и позднее был холодно отчужден от происходящего.
В 1921 г. при трагических и таинственных обстоятельствах погибла жена
Сологуба – известная в литературе под именем Анастасия Чеботарев ская, – но
кроме этого в личной жизни Сологуба не было крупных событий и его
биография состоит из истории его творчества.
Он начал писать с восьмидесятых годов, но первые десять лет не имел
никаких связей с литературным миром. Его первые книги были изданы в
1896 г. – сразу три: сборник стихов, сборник рассказов и роман Тяжелые сны,
над которым он работал больше десяти лет. Следующий сборник стихов и
следующий сборник рассказов появились только в 1904 г. Для лучшего своего
романа Мелкий бес, над которым он работал с 1892 по 1902 гг., Сологуб в
течение многих лет не мог найти издателя. Его наконец стали печатать в 1905 г.
в приложениях к журналу, но журнал закрылся. И только в 1907 г. роман
наконец был издан в виде книги и был принят на ура. Мелкий беспринес
Сологубу всеобщее признание и всероссийскую славу. Но в позднейших книгах
Сологуб стал давать слишком много воли своим настроениям, что не
понравилось читателям; книги его такого успеха уже не имели, и после 1910 г.
решено было, что талант его пошел на убыль. Творимая легенда(1908–1912) –
очень интересная и странно своеобразная книга – была встречена равнодушно.
Последний роман Сологуба – Заклинательница змей– решительно слаб, но
стихи Сологуба, которые он продолжает печатать, по-прежнему остаются на
высоком уровне, хотя любителям новинок и сенсаций не понравится некоторая
их монотонность.
В творчестве Сологуба необходимо различать два аспекта, не связанных
между собой и не зависящих друг от друга, – это его манихейский идеализм и
особый «комплекс», являющийся результатом подавляемого, порочного libido.
Нет сомнения, что многие произведения Сологуба, особенно последнего
периода, не были бы написаны, если бы не потребность удовлетворять этот
«комплекс», выражая его в материальной форме. Для изучения этого вопроса