опасности – вулкана, который наконец извергается в третьей части. История
123
символическая, как я уже говорил, помимо символизма, в ней есть обаяние.
В конце трилогии Триродова избирают королем Республики Объединенных
островов!
Рассказы Сологуба – связующее звено между поэзией и романами.
Некоторые из них – короткие зарисовки в стиле Тяжелых снови Мелкого беса.
Другие, особенно написанные после 1905 г., откровенно фантастические и
символические. В них Сологуб дает полную свободу своим патологическим
чувственным запросам. Типичные примеры – Милый пажи переведенная на
английский Дама в узах. А Чудо отрока Лина– революционный сюжет в
условно-поэтической обстановке – один из лучших образцов современной
русской прозы. Вообще проза Сологуба прекрасна: прозрачная, ясная,
уравновешенная, поэтичная, но с чувством меры. В поздних произведениях,
правда, появляется раздражающая манерность. Особняком стоят Политические
сказочки(1905): восхитительные по едкости сарказма и по передаче народного
языка, богатого (как всякая народная речь) словесными эффектами и
напоминающего гротескную манеру Лескова.
Пьесы Сологуба несравнимо хуже других его произведений. В них мало
драматических достоинств. Победа смертии Дар мудрых пчел– пышные
зрелища, символизирующие философские концепции автора. В них меньше
искренности, чем в его поэзии, красота их фальшива. Более интересна пьеса
Ванька-ключник и паж Жеан: забавно и иронически рассказанный привычный
сюжет о молодом слуге, который соблазняет хозяйку дома, развивается в двух
параллельных вариантах – в средневековой Франции и в Московской Руси. Это
сатира на русскую цивилизацию, с ее грубостью и бедностью форм, и в то же
время символ глубинной образности дурного разброда жизни во всем мире и во
все века.
6. АННЕНСКИЙ
Еще старше Сологуба, еще отдаленнее от общего направления и еще позже
признан был Иннокентий Федорович Анненский. Он родился в 1855 г. в Омске
(Западная Сибирь), был сыном видного чиновника, образование получил в
Петербурге. В тамошнем университете он закончил классическое отделение и
был оставлен при кафедре, но обнаружил, что неспособен сосредоточиться на
писании диссертации – и стал преподавателем древних языков. Со временем он
стал директором Царскосельского лицея, а впоследствии –инспектором
Петербургского учебного округа. Вся его преподавательская карьера проходила
на более высоком уровне, чем карьера Сологуба. Он был выдающимся знатоком
в области античной литературы, сотрудничал в филологических журналах,
посвятил себя переводу всего Еврипида на русский язык. В 1894 г. он
опубликовал Вакханки, а затем и все остальное. Неслучайно им был выбран
Еврипид – самый «журналистский» и наименее религиозный из трагических
поэтов. Склад ума Анненского был в высшей степени неклассичным, и он
сделал все, что мог, для модернизации и вульгаризации греческого поэта. Но
все это доставило бы ему лишь крошечное место в русской литературе, если бы
не его собственные стихи. В 1904 г. он опубликовал книгу лирики (половина
которой была занята переводами из французских поэтов и из Горация) под
названием Тихие песнии под причудливым псевдонимом Ник. Т-О
(одновременно и анаграмма, частичная, его имени, и – «никто»). Для него это
еще и аллюзия на известный эпизод из Одиссеи, когда Одиссей говорит
Полифему, что его зовут Утис (по-гречески – Никто). Для Анненского
характерны такие дальние и сложно построенные аллюзии. Тихие песнипрошли
незамеченными, даже символисты не обратили на них внимания. Стихи его
124
продолжали время от времени появляться в журналах и он выпустил две книги
критических очерков, замечательных как тонкостью и проницательностью
критических наблюдений, так и претенциозными вывертами стиля. К 1909 году
кое-кто стал понимать, что Анненский – необыкновенно оригинальный и
интересный поэт. Его «подхватили» петербургские символисты и ввели в свои
поэтические кружки, где он сразу стал центральной фигурой. Он был на пути к
тому, чтобы стать основным влиянием в литературе, когда внезапно скончался
от сердечного приступа на Петербургском вокзале, возвращаясь домой, в
Царское Село (ноябрь 1909). Он подготовил к печати вторую книгу стихов –
Кипарисовый ларец, который вышел в свет в следующем году и среди русских
поэтов стал считаться классикой.
Поэзия Анненского во многом отличается от поэзии его современников.
Она не метафизична, а чисто-эмоциональна, даже, пожалуй, нервна. Русских
учителей у Анненского не было. Если вообще они у него были, то это Бодлер,
Верлен и Малларме. Но в сущности его лирическое дарование замечательно
оригинально. Это – редкий случай очень позднего развития. И совершенства он
достиг далеко не сразу. Тихие песниявно незрелы, хотя написаны в сорок
восемь лет. Но большинство стихов Кипарисового ларца– жемчужины
безупречного совершенства. Анненский – символист, поскольку его поэзия
основана на системе «соответствий». Но это – чисто эмоциональные соответст -
вия. Стихотворения развиваются в двух связанных между собою планах –
человеческая душа и внешний мир; каждое – тщательно проведенная параллель
между состоянием души и мира вне ее. Анненский близок к Чехову, потому что
его материал – тоже мелочи и булавочные уколы жизни. Его поэзия в основе
своей человечна и могла бы стать понятной всем, потому что состоит из
обычного человеческого, внятного всем материала. Стихи построены с
удивляющей и смущающей тонкостью и точностью; сжатые, лаконичные – все
конструктивные леса с них сняты, оставлены только основные точки, по
которым читатель может восстановить весь процесс и постичь единство стихо -
творения. Но мало кто из читателей способен на требуемое для этого
творческое усилие. А между тем творчество Анненского стоит этого труда. Те,
кто овладел Анненским, обычно предпочитают его всем другим поэтам, ибо он
уникален и неувядаем. Объем созданного им невелик – две книжки; в обеих не
более ста стихотворений, в каждом из которых не более двадцати строк.
Поэтому изучать его сравнительно нетрудно. Да и для перевода он нетруден,
ибо главное в его стихах – их структурная логика.
МАКИ
Веселый день горит... Среди сомлевших трав
Все маки пятнами – как жадное бессилье,
Как губы, полные соблазна и отрав,
Как алых бабочек развернутые крылья.
Веселый день горит... Но сад и пуст и глух.
Давно покончил он с соблазнами и пиром, –
И маки сохлые, как головы старух,
Осенены с небес сияющим потиром.
ОКТЯБРЬСКИЙ МИФ
Мне тоскливо. Мне невмочь.
И шаги слепого слышу:
Надо мною он всю ночь
Оступается о крышу.
125
И мои ль, не знаю, жгут
Сердце слезы, или это
Те, которые бегут
У слепого без ответа,
Что бегут из мутных глаз
По щекам его поблеклым,
И в глухой полночный час
Растекаются по стеклам.
Надо сказать, что язык Анненского сознательно зауряден, тривиален. Это
лишенный красот каждодневный язык – но поэтическая алхимия превращает
уродливый шлак пошлости в чистое золото поэзии.
Трагедии Анненского, написанные в подражание Еврипиду, не достигают