Глубоко страдая от неудач революционеров, хороня с их провалом и гибелью свои лучшие чувства и заветные надежды, Успенский вместе с тем убеждался в слабости сил, которые вели борьбу за освобождение народа. "А душа-то народа опустошается, да, опустошается. А как бороться? II есть ли такая сила? Я сейчас не вижу, не вижу...". [20]
Угнетающе действовало на писателя "мерзкое настоящее" - политическая реакция 80-х гг., ренегатство интеллигенции, ее измена идейному наследию 60-70-х гг., всесилие мещанских вкусов и воззрений в журналистике и искусстве, в общественном поведении. В письмах Успенского конца 80-х и начала 90-х гг. постоянно встречаются жалобы на тяжелое нравственное состояние. "Нехорошо, мучительно жить в России теперь, и я не посоветовал бы такой жизни врагу" (14, 91). Успенского давила и терзала цензура, которую он сравнивал с тюрьмой или полицейским участком. "Россия и русская жизнь и русская мысль заперты в душном чулане..." (там же). Порой писателя охватывало "тупое отчаяние". Он порывался бросить изнурительную литературную работу на "лавочку", оставить тяготившую его своим "эгоистическим началом" семью, уехать в Сибирь и поступить там на службу, опомниться от повседневной суеты. Но ему так и не пришлось опомниться. Он чувствовал, что у него уже нет сил и условий для такой работы, которая была бы, по его понятию, достойна больших и сложных задач, поставленных жизнью. Это еще более усиливало его страдания. Ему "тошно и жутко", "сухо и холодно" жить на свете: "...ничего путного уже не напишу, нет источника..."; "...писать нечего, кроме повести о лютых скорбях"; нот "литературного уюта", "холодно, одиноко и скучно".
Непосредственным источником душевной катастрофы писателя явился потрясший его голод двадцати приволжских губерний в 1891-1892 гг. Успенский принимал горячее участие в сборнике "Помощь голодающим" (1892), следил за сбором средств. Голодовка, как он говорил, "затмила" все его темы. В произведениях, посвященных голоду, писатель рассказывал о "последней странице" в истории истощения всех хозяйственных средств крестьянства ("Бесхлебье", "Плачевные времена", "Что-то будет дальше?" и др.).
1 июля 1892 г. Успенский был помещен в петербургскую психиатрическую лечебницу, а затем переведен в Колмовскую больницу, недалеко от Новгорода. Последние два года своей жизни Успенский провал в Новознаменской больнице около Петербурга. Скончался он 24 марта (6 апреля) 1902 г. Похоронили писателя па Волновом кладбище рядом с М. Е. Салтыковым-Щедриным и Н. В. Шелгуновым.
Успенский пробыл в больницах с незначительными перерывами десять лет. Однако его популярность и в эти годы оставалась очень большой. На смерть писателя откликнулась вся Россия. Похороны вылились в политическую демонстрацию. В. В. Тимофеева, близкий друг семьи Успенских, рассказывает: "Церковь, улицы, кладбище - все было полно. И какая странная, как будто на подбор стекавшаяся толпа... Нервные, одухотворенные, но болезненно-усталые или угрюмо-ожесточенные лица, изможденные, бледные... и как-то царственно-горделивые <...> Одеты все одинаково, в черном и темпом, в простом, без притязаний на моду и без заботы о том, как и во что одеты. Разговоры тоже как будто бы странные: воспоминания о Сибири, тайге и тюрьме... Толпа каких-то разночинцев - из "благородно-голодных", как тот, которого хоронили без чинов и без титулов, но с отметкой полиции: "неблагонадежный", "административно-сосланный", "помилованный"... преступник в прошедшем и, может быть, в будущем... не узнанный беглый, бесстрашно явившийся отдать последний долг "печальнику горя народного", под угрозой поимки и задержания, - вот из кого главным образом состояла эта многотысячная толпа! Точно особая какая-то нация, - с своим культом, с своими заветами и преданиями, с своим таинственным языком, непонятным для не посвященных в их тайны...". [21]
Автору "Нравов Растеряевой улицы" и "Власти земли" пришлось мучительно блуждать в поисках правды и справедливости. Он жил и творил в эпоху утопического социализма. Но свои творческие итоги он подводил в годы, когда крестьянскому демократизму как самостоятельной идеологии приходил конец, когда на смену ей шла научно-социалистическая идеология пролетариата. В этом начавшемся размежевании демократических сил России писатель оказался не в оппортунистическом лагере мнимых "друзей народа", а с темп, кто остался до конца предан трудящимся массам и начал поиски "новой веры". Духовная драма Успенского поучительна для тех, кто искал новое мировоззрение, иные правила жизни, другой идеал. И сам писатель не встал на нигилистическую позицию в оценке судеб своей родины, не впал в тот мрачный, безысходный пессимизм, который все более захватывал русскую интеллигенцию 80-х гг. и нашел свое яркое выражение в статье Владимира Соловьева "Россия и Европа". [22] Пессимизму и скептицизму философа Успенский противопоставил идею исторического прогресса. Писатель жил и творил, сохраняя "великие надежды", "великие идеи", "великие мысли о будущем". Поглощенный скорбной летописью народных страданий, он не измерил своей мечте о гармонической, выпрямленной личности, о торжестве прекрасного в жизни и в литературе. "Наше время, писал он, - печально, а писатели выражают чувства избранных. Но ото не долго продлится <...> это не последнее слово человечества в деле поэзии и искусства <...> Придет время, когда к поэзию снова станут заносить неоцененные моменты радости, часы счастия <...> родится искусство, которое будет служить оправой для этих моментов, как бы бриллиантов, и тогда они будут издали ярко сверкать как в книгах, гак и в жизни" (12. 488).
----------------------------------------------------------------------
[1] Успенский Г. И. Полн. собр. соч. в 14-ти т., т. 14. М.-Л., 1954, с. 23. (Ниже ссылки в тексте даются по этому изданию).
[2] Г. И. Успенский в русской критике. М.-Л., 1961, с. 50.
[3] См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 10-11.
[4] См.: Ленинский сборник, т. 19, М., 1932, с. 279.
[5] Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. в 20-ти т., т. 19, кн. 2. М., 1977,с. 37.
[6] Горький М. История русской литературы. М., 1939, с. 256-257.
[7] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 24, с. 334.
[8] Фигнер В. Н. Полн. собр. соч. в 7-ми т., т. 5. М., 1932, с. 469.
[9] Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 6. М., 1955, с. 431.
[10] Горький М. Собр. соч. в 30-и т., т. 24. М., 1953, с. 476.
[11] Там же, т. 25, с. 347.
[12] Горький М. История русской литературы, с. 258.
[13] Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 15-ти т., т. 13. М., 1949, с. 247.
[14] Горький М. Собр. соч. в 30-ти т., т. 30. М, 1955, с. 144.
[15] Богине любви и красоты Афродите был посвящен храм в городе Пафосе на острове Кипр, "Пафосская страсть" - любовная страсть.
[16] Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. в 20-ти т, т. 13. М., 1972, с. 284.
[17] Ленин В. И. Полн. собр. соч, т. 21, с. 196.
[18] Г. И. Успенский в русской критике, с. 345.
[19] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 141.
[20] См.: Леткова Е. Про Глеба Ивановича. - В кн.: Звенья, т. 5. М.-Л., 1935, с. 698.
[21] Глеб Успенский в жизни. М -Л . 1935, с. 545.
[22] Вести Европы, 1888. № 2, с. 742-761.
Глава двадцать первая
М. Е. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН
Среди классиков русского критического реализма XIX в. М. Е. Салтыков-Щедрин (1826-1889) занимает место непревзойденного художника слова в области социально-политической сатиры. Этим определяется оригинальность и непреходящее значение его литературного наследия. Революционный демократ, социалист, просветитель по своим идейным убеждениям, он выступал горячим защитником угнетенного народа и бесстрашным обличителем привилегированных классов. Основной пафос его творчества заключается в бескомпромиссном отрицании всех форм угнетения человека человеком во имя победы идеалов демократии и социализма. В течение 50-80-х гг. голос гениального сатирика, "прокурора русской общественной жизни", как называли его современники, громко и гневно звучал на всю Россию, вдохновляя лучшие силы нации на борьбу с социально-политическим режимом самодержавия.