"Истина в движеньи - только". [2] Эта дневниковая запись 1857 г., находящаяся в ряду толстовских размышлений и ассоциаций - философских, психологических, исторических, литературных, по-своему синтезирует опыт понимания и чувствования сложнейшей связи человека и общества, текущего дня и истории. Значительно позднее, уже в 1891 г., эта же мысль высказывается Толстым в развернутом и прокомментированном виде: "Свободы не может быть в конечном, свобода только в бесконечном. Есть в человеке бесконечное - он свободен, нет - он вещь. В процессе движения духа совершенствование есть бесконечно малое движение - оно-то и свободно - и оно-то бесконечно велико но своим последствиям, потому что не умирает" (52, 12).
Идея нравственного совершенствования - одна из кардинальных и наиболее противоречивых сторон философской мысли Толстого - оформилась в период его творческого становления. ?В дальнейшем она получила своеобразную интерпретацию и в огромной степени повлияла на эстетические воззрения писателя. На протяжении всей жизни Толстой снимал с нее покровы отвлеченности, но никогда не терял веры в нее как в главный источник возрождения человека и общества, реальную основу "человеческого единения". [3] Толстовский анализ этой идеи определялся восприятием человека как "микромира" современной общественной патологии, сопровождался неустанным исследованием явлений "текущей действительности", двигавших Россию к XX веку. "Текущий день", история и эпоха являлись критериями этого анализа. Духовным ориентиром - народ.
1
Одно из первых творческих начинаний Толстого носило заглавие "Что нужно для блага России и очерк русских нравов" (1846). [4] Но первый достоверно реализованный (хотя и не завершенный) набросок получил название "История вчерашнего дня" (1851). Переход от масштабности, почти "универсальности" задачи в 1846 г. к анализу ограниченного временного отрезка человеческого бытия в 1851 г. явился следствием ежедневного пятилетнего наблюдения Толстого за ходом собственного внутреннего развития, зафиксированного в его дневнике, наблюдения пристрастно-самокритичного, в итоге которого прошедший день из элементарной временной единицы жизни каждого человека трансформировался в факт истории.
"Пишу я историю вчерашнего дня, - предваряет Толстой сюжет наброска. ...Бог один знает, сколько разнообразных, занимательных впечатлений и мыслей, которые возбуждают эти впечатления, хотя темных, неясных, но не менее того понятных душе нашей, проходит в один день. Ежели бы можно было рассказать их так, чтобы сам бы легко читал себя и другие могли читать меня, как и я сам, вышла бы очень поучительная и занимательная книга, и такая, что не достало бы чернил на свете написать ее и типографчиков напечатать. С какой стороны ни посмотришь на душу человеческую, везде увидишь беспредельность и начнутся спекуляции, которым конца нет, из которых ничего не выходит и которых я боюсь" (1, 279).
Повесть "Детство" - начальная часть романа "Четыре эпохи развития", задуманного летом 1850 г. "Детство", эпоха первая, было закончено летом 1852 г. Работа над "Отрочеством" (1854) и "Юностью" (1857) затянулась, неоднократно перебивалась другими реализовавшимися замыслами. "Молодость", эпоха четвертая написана не была. Но и "Записки маркера" (1853), и "Утро помещика" (1856), и "Люцерн" (1857), и "Казаки" (1852-1863) несомненно связаны с проблематикой "Молодости" и являют собою различные варианты исканий героя, переступившего порог юности.
История детства сюжетно развертывается в течение двух дней (впервые это было отмечено Б. М. Эйхенбаумом). Пристальный и целенаправленный интерес к каждому прошедшему, настоящему и будущему дню собственной жизни, очевидный в любой записи толстовского дневника, начатого в 1847 г., своеобразно преломляется в художественном творчестве писателя. Сюжет "Набега" (с акцентом на движение времени суток) укладывается в два дня, "Рубки леса" - в день. "Севастополь в декабре месяце" (выросший из замысла "Севастополь днем и ночью") охватывает события одного дня. "Севастополь в мае" освещает жизнь двух дней севастопольской обороны. "Севастополь в августе" дает трагическую картину двух последних дней защиты города. "Роман русского помещика" выливается в "Утро помещика".
День мыслится Толстым как своего рода единица исторического движения человечества, в которой проявляются и обнаруживаются самые общие и вечные законы человеческого бытия, как и самой истории, которая являет собою не что иное, как множественность дней. В 1858 г. Толстой запишет в дневнике: "...при каждом новом предмете и обстоятельстве я, кроме условий самого предмета и обстоятельства, невольно ищу его место в вечном и бесконечном, в истории" (48, 10). А спустя почти четыре десятилетия, в середине 90-х гг., Толстой, отметит: "Что такое время? Нам говорят, мера движенья. Но что же движенье? Какое есть одно несомненное движенье? Такое есть одно, только одно: движенье нашей души и всего мира к совершенству" (53, 16-17).
Одна из сложнейших задач, вставших перед молодым Толстым, заключалась, как известно, в "сопряжении" подробностей описания с обобщениями, обширными философскими и лирическими отступлениями. Сам писатель определял эту задачу для себя как проблему сочетания мелочности и генерализации. В художественном мире Толстого 50-х гг. понятие день связано непосредственным образом с решенном этого главного для толстовской философии и поэтики вопроса: конкретная временная единица жизни отдельной личности, общества н человечества выступает у Толстого как определенная художественно-философская форма осмысления жизни человека и движения истории в их единстве. Позднее в черновиках "Войны и мира" Толстой заявит о необходимости отказаться от "несуществующей неподвижности во времени, от того сознания, что <...> душа нынче такая же, как была вчера и год назад" (15, 320), и положит тезис о "движении личности во времени" в основу философско-исторической концепции романа.
Таким образом, внимание молодою Толстого к ограниченному временем отрезку человеческой жизни явилось естественным следствием мироощущения писателя и свидетельствовало об определенных и очень важных особенностях его творческого метода.
Из полемики Толстого с Некрасовым, произвольно изменившим заглавие "Детство" при публикации повести в "Современнике" на "Историю моего детства", очевидно, что идейно-художественный замысел повести определялся задачей выявления всеобщего в частном. Детство как обязательный этап человеческого становления исследовалось Толстым с целью обнажения позитивных и максимально действенных возможностей, таящихся в этом периоде жизни каждого человека. Мир чувств, эмоций, стихия переживаний, пробуждение самосознания и анализа в ребенке не скованы. Узы общественной условности и социальной предрешенности еще не обрели своих прав, хотя их давление героем повести уже ощущается. Этот трагический мотив (судьбы Натальи Савишны, Карла Иваныча, Иленьки Грапа) сливается с другим, личным (и одновременно общечеловеческим) - смертью матери. Глава "Горе" (у гроба maman), предпоследняя глава повести, замыкает эпоху детства, к которой повествователь (и в равной мере автор) обращаются как к безусловно плодотворному источнику добра.
Замысел "Четырех эпох развития" Толстой определяет как "роман человека умного, чувствительного и заблудившегося" (46, 151). Все части трилогии объединяются единой целью - показать становление человеческой личности в непосредственных и неоднозначных связях с действительностью, исследовать характер в его противоречивом стремлении утвердиться в обществе и противостоять ему, [5] вскрыть в духовном развитии ребенка, отрока, юноши проявления застывших и тормозящих духовное развитие понятий, представлений и узаконенных форм общежития, выявить источник духовного самотворчества личности.
Герою трилогии Николеньке Иртеньеву право именоваться личностью дают анализ, критическое незнание и самопознание, нравственный и социальный предмет которых расширяется и углубляется с переходом от детства к юности. То и другое выводит героя из кризисов на новую ступень миропонимания и дает ему ощущение пути к другим людям как реальной возможности. Психологический анализ Толстого, подготовленный художественными достижениями Пушкина, Гоголя и Лермонтова, - "диалектика души" (по образному определению Чернышевского) открывал новые возможности в "обретении" личностью самое себя.