В сферу деятельности "обыкновенных" людей Чернышевский включил легальную просветительскую работу в воскресных школах (преподавание Кирсанова и Мерцалова в коллективе работниц швейной мастерской), среди передовой части студенчества (Лопухов мог часами вести беседы со студентами), на заводских предприятиях (занятия в заводской конторе для Лопухова - один из путей оказания "влияния на народ целого завода" - XI, 193), на научном поприще. С именем Кирсанова связан научно-медицинский сюжет столкновения врача-разночинца с "тузами" петербургской частной практики - в эпизоде лечения Кати Полозовой; его же опыты над искусственным производством белковины приветствует Лопухов как "полный переворот всего вопроса о пище, всей жизни человечества" (XI, 180).
Но больше всего волновала читателей романа легендарная фигура "особенного" человека. В условиях первой революционной ситуации выделение из среды новых героев "особенных людей" - революционеров, признание за ними центрального положения в общей расстановке романных персонажей было несомненно гражданским и творческим подвигом писателя. Несмотря на то что писатель не имел возможности рассказать подробно о тех сторонах жизни", в которых Рахманов (первоначальная фамилия Рахметова в черновом варианте романа) был "главным действующим лицом" (XI, 729), ему все-таки удалось воссоздать морально-психологический облик профессионального революционера, познакомить с его социальными, идеологическими и нравственными представлениями, проследить пути и условия формирования нового героя современности, даже намекнуть на некоторые конкретные аспекты его практической деятельности.
Разумеется, все это достигается особыми путями художественного обобщения, в котором исчезают исторически конкретные имена и события, а средства иносказания служат дополнительными творческими находками для воссоздания таинственной, скрытой от глаз "просвещенных людей" "подземной" деятельности Рахметовых. Художественное воздействие на читателя осуществлялось при помощи целого комплекса средств, включающих в себя авторское вмешательство (раздел XXXI - "Беседа с проницательным читателем и изгнание его" и др.), многозначное использование художественного (событийного) времени, допущение двух вариантов деятельности Рахметова в период с 1859 по 1861 г. (за границей и в русских условиях), художественно-символическое сравнение героя с бурлацким вожаком Никитушкой Ломовым. В роман введены намеренно гротескные, на первый взгляд "неправдоподобные" эпизоды из жизни Рахметова: знаменитая "проба" героя на постели, утыканной гвоздями (Рахметов готовится к возможным пыткам и лишениям), и "романтическая история" его взаимоотношений со спасенной им молодой вдовой (отказ автора от любовной интриги при изображении профессионального революционера). Повествователь может неожиданно перейти от полулегендарного высокого стиля рассказов и слухов о господине "очень редкой породы,) к житейски-бытовой сценке беседы теперь уже "хитрого", "милого", "веселого человека" с Верой Павловной (раздел XXX третьей главы). Во всем разделе последовательно проведена продуманная лексико-стилистическая система иносказания (Рахметов "занимался чужими делами или ничьими в особенности делами", "личных дел у него не было, это все знали", "огненные речи Рахметова, конечно, по о любви" и т. д.).
В "рахметовских" частях романа впервые представлены новые сюжетные ситуации, которые станут опорными в структуре последующих произведений о профессиональных революционерах. Описание трехлетнего странствия Рахметова по России, введенное в повествование как частный эпизод биографии героя, добившегося "уважения и любви простых людей", оказалось неожиданно популярным среди читателей романа, а затем получило творческое развитие во многих произведениях, построенных на сюжете "хождения в народ" и встреч героя с простолюдинами. Достаточно напомнить наблюдение одного мемуариста, который в двух-трех фразах Чернышевского о том, как Рахметов "тянул лямку" с бурлаками, увидел "первый намек на "хождение в народ"". [22] А в конце лета 1874 г., в самый разгар исторического "хождения в народ", Д. М. Рогачев повторил путь Рахметова, отправившись с бурлаками по Волге. За два года странствий он был бурлаком, грузчиком и чернорабочим.
Мотив "хождения", "странствия" и встреч лежит в основе многих произведений о "новых людях". Среди них - "Степан Рулев" Н. Бажина, "Эпизод из жизни ни павы, ни вороны" А. Осиповича-Новодворского, "Новь" И. Тургенева, "По градам и весям" П. Засодимского и др. Генетически восходят к эпизодам "хождения в народ", освоенным демократической литературой, сюжетные повороты повести М. Горького "Мать" в связи с описанием поездок Рыбина, Ниловны и Софьи в села и деревни.
Внимание многих читателей "Что делать?" привлекали поездки Рахметова за границу. В обстановке укрепления связей революционеров с русской политической эмиграцией и, в частности, с Русской секцией Первого Интернационала Рахметов был воспринят даже как пропагандист "Западного движения". [23] В литературе после Чернышевского стали привычными сюжетные ситуации, отражающие поездки "новых людей" за границу и жизнь русской политической эмиграции ("Шаг за шагом" И. Омулевского, "Василиса" Н. Арнольди, "Одна из многих" О. Шапир, "Два брата" К. Станюковича, "Андрей Кожухов" С. Степняка-Кравчинского и др.). Чернышевский вернулся к этому сюжету в сибирской ссылке, рассказав в романе "Отблески сияния" о заграничных странствиях своего нового героя Владимира Васильевича, участника Парижской Коммуны.
Не менее (если не более) популярным среди читателей был "эротический эпизод" из жизни Рахметова. Рахметовский ригоризм в отношении к женщине заметно повлиял на молодежь, например, в преддверии массового хождения в народ. Считалось, что семейная жизнь с ее радостями создана не для революционеров, обреченных на гибель. В уставы некоторых революционных кружков предлагалось "внести безбрачие, как требование от членов". Рахметовскому ригоризму следовали виднейшие революционеры-семидесятники - А. Михайлов, Д. Лизогуб, С. Халтурин, М. Ашенбреннер и др.
Трудно переоценить литературные последствия сюжета, впервые рассказанного Кирсановым о своем необыкновенном друге Рахметовский вариант "rendez-vous" прочно укоренился в произведениях о профессиональных революционерах, во многом определяя их сюжетно-композиционную структуру. По-рахметовски строят свою личную жизнь Степан Рулев у Н. Бажина, Рязанов у В. Слепцова ("Трудное время"), Теленьев у Д. Гирса ("Старая и юная Россия"), Павлуша Скрыпицын (в первой части романа В. Берви-Флеровского "На жизнь и смерть") и Анна Семеновна с ее теорией безбрачия (во второй части того же произведения), Лена Зубова и Анна Вулич у С. Степняка-Кравчинского ("Андрей Кожухов") и, наконец, Павел Власов у М. Горького ("Мать").
Однако в связи с активным вторжением женщин в революционное движение 70-х гг. в беллетристике о "новых людях" разрабатывался и другой сюжетный вариант, кстати, предусмотренный тоже Чернышевским в трагической истории "дамы в трауре" и "мужчины лет тридцати" как альтернатива рахметовскому отношению к браку. Он был воплощен, например, в описании взаимоотношений Скрипицына и Анюты, Павлова и Маши, Испоти и Анны Семеновны в упомянутом уже романе Берви-Флеровского, Зины Ломовой и Бориса Маевского, Тани Репиной и Андрея Кожухова -в произведении С. Степняка-Кравчинского. Эти сюжетные любовно-интимные ситуации заканчивались обычно трагически. Жизнь подтвердила, что в условиях отсутствия политических свобод, в обстановке жандармских репрессий революционер лишен семейного счастья.
Рахметовский тип профессионального революционера, художественно открытый Чернышевским, оказал огромное воздействие на жизнь и борьбу нескольких поколений революционных борцов. Величайшую заслугу Чернышевского-романиста В. И. Ленин видел в том, что "он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер, каковы должны быть его правила, как к своей цели он должен идти, какими способами и средствами добиваться ее осуществления". [24]
Не случайно отрывки из романа, раздел "Особенный человек" в частности, в рукописном виде распространялись в революционных кружках 70-х гг. Анна Андреева (Московский революционный кружок "петровцев") переписывает дня себя всю рахметовскую часть произведения на 53 страницах. В тетради Михаила Блинова, переданной Владимиру Жебуневу (Одесский кружок), выписан целый абзац о Рахметове ("Мало их, но ими расцветает жизнь" и т. д.). Вятский гимназист Михаил Бородин восхищен тем, что Рахметов роздал имение и оставил у себя столько, сколько необходимо для самого простого существования. Василий Трощанский (Вятский кружок) считает Рахметова идеалом истинного общественного деятеля. Выписки из "Что делать?" можно найти в бумагах С. К. Волкова, рабочего Петербургского патронного завода, впоследствии одного из учредителей "Северного союза русских рабочих", вятского врача В. А. Спасского, харьковского гимназиста Н. Литошенко, который перевел в стихи пересказ песни Веры Павловны "Са ira".