Этот свод статей (Д. С. Лихачев условно назвал его «Сказанием о распространении христианства на Руси») мог быть составлен в первой половине 40-х гг. XI в. книжниками Киевской митрополии.
Следующий этап в развитии русского летописания приходится уже на 60-70-е гг. XI в. А. А. Шахматов связывал его с деятельностью монаха Киево-Печерского монастыря Никона. Ученый основывался на следующем наблюдении. Никон, подвизавшийся в Киево-Печерском монастыре, после ссоры с князем Изяславом, бежал в далекую Тмуторокань (княжество на восточном берегу Керченского пролива), а в Киев вернулся снова только в 1074 г. А. А. Шахматов обратил внимание, что точные даты в летописи словно бы «сопутствуют» Никону: в летописных статьях за 60-е гг. отсутствует точная датировка событий в Киеве и на Руси, но зато содержатся (с указаниями дня, когда совершилось событие) сведения о том, что произошло в Тмуторокани: как был изгнан явившимся сюда Ростиславом Владимировичем князь Глеб и как сам Ростислав был отравлен некоим котопаном (греком-священником).
Возможно, в этом же летописном своде к преданиям о распространении христианства на Руси были присоединены рассказы о первых русских князьях — Олеге, Игоре, Ольге. Тогда же в рассказ о крещении Владимира могла быть вставлена другая версия того же события, согласно которой Владимир крестился не в Киеве, а в Корсуни[92]; наконец, Никон (если именно он был составителем этого свода) ввел, вероятно, в летопись легенду, согласно которой род русских князей, занимающих великокняжеский престол в Киеве, восходит не к Игорю, а к призванному новгородцами варяжскому князю Рюрику. При этом Рюрик объявляется отцом Игоря, а киевский князь Олег превращен летописцем в воеводу, сначала Рюрика, а после его смерти — Игоря[93].
Эта легенда имела свой важный политический и идеологический смысл. Во-первых, в средневековье часто объявляли родоначальником правящей династии чужеземца: это снимало (как казалось создателям подобных легенд) вопрос о старшинстве и приоритете среди местных родов. Во-вторых, признание того, что киевские князья происходят от князя, призванного славянами с тем, чтобы установить на Руси «порядок», должно было придать нынешним киевским князьям больший авторитет. В-третьих, легенда превращала всех русских князей в «братьев», утверждала законность только одного княжеского рода — Рюриковичей.
В условиях феодальных отношений ни одному из этих расчетов летописца не суждено было сбыться, но легенда о «призвании варягов» была введена в круг основополагающих идей русской средневековой историографии; много веков спустя она будет воскрешена и поднята на щит «норманистами», сторонниками иноземного происхождения русской государственности[94].
Исследователи полагают также, что именно с 60-х гг. летописному повествованию придается характерная форма погодных (т. е. построенных по годам, «годовых») статей, которой, как уже сказано, русская летопись принципиально отличается от византийских хроник.
«Начальный свод». Около 1095 г. создается новый летописный свод, который А. А. Шахматов предложил назвать «Начальным сводом». А. А. Шахматов убедительно показал, что «Начальный свод» сохранился в составе Новгородской 1-й летописи, хотя и в несколько переработанном виде. Поэтому мы с большой степенью вероятности можем вычленить из дошедшего до нас текста «Повести временных лет» — летописного свода, созданного на основе «Начального свода», тот объем известий, который принадлежал еще этому «Начальному своду».
Составитель «Начального свода» продолжил свод Никона, доведя изложение событий с 1073 г. по 1095 г., и придал своему изложению в этой дополненной части особенно публицистический характер, упрекая князей за междоусобные войны, сетуя, что они не заботятся об обороне Русской земли, не слушаются советов «смысленных мужей»[95]. Помимо русских источников, летописец использовал также древнейшую русскую хронографическую компиляцию — так называемый «Хронограф по великому изложению», откуда вставил в летописный рассказ несколько фрагментов: рассказ о походе на Царьград Аскольда и Дира (он читается в «Повести временных лет» под 866 г.), рассказ о походе Игоря на Царьград (под 941 г.) и рассказ о чудесных знамениях, случившихся во времена сирийского царя Антиоха, римского императора Нерона и византийских императоров Юстиниана, Маврикия и Константина (под 1065 г.).
92
В действительности же Херсонес (Корсунь) — византийский город-колония в Крыму, располагавшийся вблизи нынешнего Севастополя, был захвачен Владимиром уже после принятия им крещения. См. подробней: Поппе А. О причине похода Владимира Святославича на Корсунь 988-989 гг. — «Вестник Московского государственного университета. История», 1978. № 2.
93
Вторичность легенды о Рюрике доказывается хотя бы тем, что в «Слове о Законе и Благодати» Илариона, написанном в 30-х гг. XI в., род киевских князей возводится именно к Игорю, а не к Олегу и не к Рюрику.
94
В настоящее время советская наука признает, что норманские князья действительно приглашались на Русь как предводители наемных дружин. Именно так, возможно, был приглашен в Новгород и Рюрик. Приглашенные военачальники могли в отдельных случаях захватывать власть в городах, где располагались их дружины (норманское происхождение Рюрика, Олега и Игоря не вызывает сомнения), однако образование Руси произошло не по воле этих наемников, а представляло собой естественный внутренний процесс возникновения государственности у восточных славян, начавшийся задолго до так называемого «призвания».
95
Эта гипотеза имеет следующее основание: названные идеи отразились в пространном предисловии к своду, которое сохранилось в Новгородской первой летописи (см.: Новгородская летопись старшего и младшего изводов. Под ред. и с предисловием А. Н. Насонова. М.-Л., 1950, с. 103-104).