В "Гусеве" смерть от чахотки обоих главных героев рассказа – простоватого и грубоватого денщика Гусева и его идейного и психологического оппонента "протестанта" Павла Иваныча (тип, родственный либералу Громову из "Палаты № 6"), с одной стороны, уравнивает их перед лицом общей трагедии Жизни, пресекающей существование любого человека вне зависимости от его взглядов и убеждений, с другой – описывается как отчасти теряющая свою всесокрушающую мощь, когда океан, в который с корабля сбросили трупы обоих героев, заливается изумительным по своим разнообразным оттенкам светом тропического заката, божественная красота которого словно искупает ужас человеческой смерти и позволяет, в высшем смысле, примириться с ней.
В "Дуэли" – произведении, построенном на переосмыслении ряда классических для русской литературы ситуаций (в частности – ситуации дуэли, занимавшей важное место в романах Пушкина, Лермонтова и Тургенева), – Лаевский, главный герой повести, эгоистичный, капризный, нравственно слабый, изолгавшийся человек (чеховский вариант типа "лишнего человека"), пережив духовное потрясение, находит в себе силы "скрутить себя" и начинает постепенно меняться в лучшую сторону, – черта, отличающая его от многих и многих чеховских героев, неспособных, несмотря на все усилия, добиться такого же результата. Появляется в сознании изменившегося Лаевского и намек на возможность одолеть человеческим усилием – пусть и в отдаленной перспективе – повсеместную трагедию Жизни. Повторяя в конце повести фразу: "Никто не знает настоящей правды", близкую по смысловому наполнению Заключительной сентенции "Огней": "Ничего не разберешь на этом свете", – герой не ставит здесь точку, а дополняет ее мыслью о том, что люди, ищущие "настоящей правды" (понятие, равносильное в чеховском языке понятию "общей идеи"), быть может, когда-нибудь и "доплывут" до нее.
Ненадолго, но размыкается меланхолический круг одиночества и отчаяния и в рассказах "Скрипка Ротшильда" (1894), "Студент" (1894), "Дом с мезонином" (1896). В "Скрипке Ротшильда" гробовщик Яков Бронза, всю жизнь считавший убытки и не чувствовавший страданий самых близких к нему людей, проникается состраданием к своей заболевшей жене и к бедному еврею Ротшильду, которого прежде презирал и ненавидел. Новые чувства, переполняющие его душу, выливаются в чудесную мелодию, которую он перед смертью играет на скрипке, и хотя мелодия эта бесконечно печальна, ее красота, подобно закату в "Гусеве", воспринимается как наполненная высоким смыслом, способным открыть людские души для взаимной любви и глубокого, сочувственного понимания друг друга. В рассказе "Студент" главному герою – студенту духовной академии Ивану Великопольскому, благодаря общению с простыми крестьянками, которым он пересказал евангельскую историю об отречении Петра, удается избавиться от владевших им накануне мрачных мыслей о бесперспективности исторического движения человечества. Чувствуя себя, подобно отрекшемуся от Христа Петру, предателем по отношению к смыслу, не всегда заметному, но всегда действующему в истории, студент резко меняет направление своих мыслей и точно впервые с радостным изумлением открывает для себя, что в мире есть и всегда были "правда и красота" (еще одна словесная параллель к понятиям "общая идея" и "настоящая правда"), ради которых стоит жить. В "Доме с мезонином" полюбившим друг друга героям, Художнику и хрупкой, чистой, доверчивой дёвушке Жене, как это бывало и в прежних чеховских рассказах о любви, не удается соединиться, однако в самом конце рассказа у героя, насильно разлученного с Женей, отправленной в другую губернию по настоянию старшей сестры Лиды, не симпатизировавшей Художнику, тем не менее возникает предчувствие, что они – "встретятся". Важно отметить и то, что чуткая Женя, когда Лида спорит с Художником о том, как и во имя чего должен жить человек, – принимает сторону Художника, утверждавшего, что люди должны стремиться не к мелким и частным целям, а к "вечному и общему", к радикальному пересмотру оснований общественного бытия современного человека. По существу, герой отстаивает точку зрения, имеющую соответствия как в массовой либеральной, так, и в радикально демократической идеологии, что "правда" может быть найдена только при условии тотального отрицания всех ныне существующих форм человеческой жизнедеятельности, как социальных, так и политических, признаваемых устаревшими и не отвечающими новым представлениям об истинной свободе.
"У знакомых", "Случай из практики", "Невеста"
С 1898 г. нотки оптимизма все активнее начинают звучать в чеховском творчестве. Писатель окончательно сближается с либеральным лагерем, знаком чего стал полный разрыв его отношений с Сувориным, который отныне воспринимается им исключительно как "консерватор" в уничижительном смысле этого слова. Именно с этого года в творчестве Чехова появляется тема будущего – как некой радужной перспективы или идеальной светящейся точки, одно только мысленное притяжение к которой дает душе необыкновенные силы и, по контрасту с ее чарующим светом, заставляет видеть все прошлое и настоящее как бесконечно затянувшееся время тьмы. Впервые образ такого будущего возникает в рассказе "У знакомых" (1898), герой которого Подгорин мечтает услышать от кого-нибудь "призыв к новым формам жизни, высоким и разумным, накануне которых мы уже живем, быть может, и которые предчувствуем иногда…" В рассказе "Случай из практики" (1898) мечта о прекрасном будущем, во всем отличном от тяжелого, мучительного настоящего, в котором одинаково страдают и богатые, и бедные, объединяет двух внутренне одиноких и страшащихся непонятной жизни героев – доктора Королева и девушку Лизу, которые, благодаря проникновенной, задушевной беседе друг с другом, преодолевают свое одиночество и духовно выздоравливают от терзавшего их обоих недуга неверия в себя и добрые силы жизни. В "Невесте" (1903) – последнем рассказе Чехова – будущее из воображаемой идеальной точки превращается в почти непосредственно ощущаемую реальность, настолько близкую, что в нее – практически на глазах читателя – "уходит" героиня рассказа Надя Шумина, решительно порывающая с консервативным бытом своей семьи, не понимающей ее устремлений и неспособной разделить переполняющей ее радости оттого, что она смогла, наконец, освободиться от постылого прошлого, скинув его с себя, как скидывают изношенную одежду.
"Маленькая трилогия"
Идеал будущего косвенно предопределяет оценку настоящего и в написанной в 1898 г. "маленькой трилогии" – трех небольших рассказах, объединенных общими героями и темой "футлярной" закрытости человека от пугающего и беспокоящего его мира. Жизнь, от которой закрываются герои, предстает здесь не столько трагической и жестокой, как это почти всегда было прежде, сколько захватывающе неизвестной, непредсказуемой и втайне вынашивающей в себе образ новой свободы, от лица которой автором словно бросается вызов неспособности героев открыться ей и принять ее.
В первом рассказе "трилогии" – "Человек в футляре" – таким закрытым человеком является гимназический учитель греческого языка Беликов, весь и по интеллектуальному кругозору, и по болезненно-невротическим реакциям на все живое и новое принадлежащий "консервативному" прошлому, восходящему к тем диким и жутким временам, когда, как говорится в рассказе, "предок человека не был еще общественным животным" и в страхе перед всем существующим "жил одиноко в своей берлоге".